– Эге, – вслух сказал Зернов, торопливо взводя затвор фотоаппарата и на всякий случай несколько раз щелкая странную парочку, – а ведь я, похоже, не зря здесь сидел!
Когда через минуту в зеркальную дверь один за другим вошли пятеро молодых, спортивного вида парней с полупустыми сумками в руках, Дмитрий окончательно уверился в том, что к нему в руки сама собой приплыла сенсация. Неважно, что представлял из себя Лев Игоревич Петрищев – в данный момент его явно собирались раскрутить на всю имеющуюся под рукой наличность. Намечалась уникальнейшая в своем роде вещь – эксклюзивный репортаж об ограблении банка, за который уголовный розыск и ФСБ наверняка перегрызут друг другу глотки. «Дудки, – решил Дмитрий Зернов. – Сначала все это увидят читатели „Криминальной хроники“, а уж потом все эти деятели в погонах. Будут знать, как зажимать информацию!»
Вскоре в окнах второго этажа замелькали фигуры в масках.
– Вот блин! – восхищенно сказал Зернов и принялся щелкать затвором камеры.
Через полминуты волосы у него на затылке встали дыбом – он внезапно понял, что вместо репортажа об ограблении снимает подробный фотоотчет о зверской расправе. Разметанные выстрелами, голубями разлетались пачки бумаг, не успевшие ничего понять люди умирали в своих кабинетах: нападавшие просто пинком отворяли дверь и поливали помещение свинцом.
Сексапильная секретарша, которую автоматная очередь вспорола, как набитую перьями подушку, опрокинулась вместе со своим вращающимся стулом, высоко задрав длинные, туго обтянутые нейлоном ноги.
Двенадцатикратное увеличение давало Зернову возможность видеть гораздо больше, чем ему хотелось бы, но он продолжал щелкать затвором камеры, дрожа от испуга и возбуждения.
Всесильного господина Петрищева шлепнули быстро и буднично, как глиняную тарелочку на соревнованиях по биатлону – старенький «никон» успел трижды щелкнуть, пока он спиной вперед падал на свой рабочий стол, опрокидывая его вместе со стоявшим на нем компьютером, монитор которого как раз в этот момент взорвался от угодившей в него пули.
Внизу по улице проезжали автомобили и торопились по своим делам озабоченные пешеходы – никто даже не поднял головы туда, где сейчас умирали перепуганные, ничего не понимающие люди. Это объяснялось просто: Зернов отчетливо видел толстые трубы глушителей, навинченные на каждый ствол. Со своего места он насчитал восемь трупов, хотя был уверен, что это далеко не все. Пленка в аппарате кончилась одновременно с завершением бойни. Трясущимися руками Зернов сменил кассету и взял аппарат наизготовку, надеясь заснять момент отбытия банды, но из подъезда так никто и не появился – видимо, убийцы ушли через черный ход, бросив блестящий «крайслер» на произвол судьбы.
«Гриша Бражник мне за эту пленочку задницу в кровь расцелует», – подумал Зернов и резко перегнулся пополам. Его стошнило на кафельную плитку пола, после чего в голове немного прояснилось, хотя вспоротый живот и высоко обнажившиеся ноги молоденькой секретарши продолжали неотступно маячить перед глазами наряду с другими, не менее живописными картинками. Нарочито медленно, стараясь унять крупную дрожь в руках, журналист Зернов сложил в кофр свою аппаратуру и, больше уже не сдерживаясь, сломя голову бросился вниз по лестнице.
– Ты понимаешь, что ты мне принес, блаженный? – спросил следователь городской прокуратуры Григорий Бражник, с отвращением отодвигая от себя неопрятно разъехавшуюся пачку фотографий. Фотографии были цветные, глянцевые, очень четкие и подробные – честно говоря, Бражник предпочел бы, чтобы подробностей было поменьше, поскольку туалет располагался в дальнем конце коридора.
– А что такое? – немного агрессивно спросил Зернов, застегивая сгоряча расстегнутую куртку – в угловом кабинетике Бражника вполне можно было открывать филиал медвытрезвителя, и красновато тлеющий в углу обогреватель ничуть не влиял на температуру в помещении, которая медленно, но уверенно клонилась к минусовой. – А что это у тебя в кабинете такой колотун?
– Колотун… – рассеянно повторил Бражник, снова беря в руки верхнюю фотографию, на которой крупным планом была изображена петрищевская секретарша в падении. – В самом деле, почему? Красивая девочка, – сказал он, кладя фотографию на место. – Жалко.
