— Мистер Уоргрейв, вы не возражаете сделать заявление относительно ваших поездок сразу же после окончания прошлого учебного года?
— Ничуть, — спокойно ответил Уоргрейв, — если смог их припомнить. Но все-таки сначала я бы хотел поставить точки над i. Вы подозреваете меня в том, что я умышлен, но убил мисс Уотерхаус, или нет? — Он холодно и жестко улыбнулся старшему инспектору.
Пожалуй, впервые за все годы службы в полиции Морсби был буквально ошеломлен. Это было вызвано употреблением фразы "умышленно убить". Убийцы никогда не "убивают умышленно". Умышленно убивает любой другой они — нет. Они могут "умертвить", они иногда даже "приканчивают", но они никогда не "убивают умышленно", никогда. Морсби понимал, что употребление этой фразы игра, но к такому виду игр он не привык. Его мнение о том, что Уоргрейв хладнокровный наглец, упрочилось.
Старший инспектор не стал отвечать на вопрос прямо.
— Это одна из составляющих нашей повседневной работы, сэр. Любой, знавший убитого и бывший с ним в контакте незадолго до преступления, должен представить отчет о своих поездках в то время. В том, о чем я вас прошу, нет ни намека на подозрение. Мне предстоит получить еще дюжину таких же заявлений в связи с убийством мисс Уотерхаус.
— Понятно, — сказал Уоргрейв и снова улыбнулся. Для Морсби не составило труда истолковать эту улыбку. В ней отчетливо читалось: "Да, вы знаете, что это сделал я, и я знаю, что это сделал я. Но вы никогда, никогда этого не докажете, милый мой".
— Хорошо, мистер Уоргрейв, начинайте. — Он обратился к констеблю: Грейвсток, запишите, пожалуйста.
Уоргрейв изобразил глубокую задумчивость.
— Значит, прошлая летняя четверть. Позвольте… Насколько помню, я уехал из Эллингфорда поездом в одиннадцать семнадцать до Юстонского вокзала, как обычно. Потом взял такси до вокзала Чаринг-кросс и оставил там багаж в камере хранения. Не помню, как провел день; разные дела и такое прочее; может, сходил в кино. В общем, около шести вечера я сел на поезд от Чаринг-кросса до Гроув-парка в Кенте, где собирался пожить недельку у своего друга. Подождите, те ли это были каникулы? Да, все верно. Те самые, точно.
— Имя вашего друга, сэр?
— Даффилд. Джон Даффилд. Жена — Марджори Даффилд. Он работает в Британском музее. Я пробыл у него чуть больше недели, точнее сказать не могу. Может, они скажут.
— У вас был конкретный повод остановиться там?
— Не понимаю вас. Разве нужен конкретный повод, чтобы пожить у друга? Если точнее, я приехал без приглашения, теперь вспомнил. И… да, у меня был конкретный повод. В предыдущую четверть я читал лекции в Роланд-хаусе до началам наук — я этим интересуюсь — и обнаружил, что некоторые мои познания в этой области существенно устарели. Я хотел несколько дней посвятить посещению Музея науки в Южном Кенсингтоне. Остановиться на неделю в лондонской гостинице я позволить себе не могу, поэтому попросил мистера Даффилда меня приютить. Он всегда был рад меня видеть. Мистер Даффилд мой старинный приятель.
Морсби кивнул. Разумеется, у Уоргрейва всему есть объяснения.
— Так, а потом?
— Потом я поехал домой. Альма-роуд, двадцать семь, Клит-роу, Ланкашир. Там живут мои родители. Остаток каникул я провел у них.
— А какого числа вы поехали в Клит-роу?
— Не могу вам сказать. Не помню.
— А вы ходили в Музей науки, пока гостили в Гроув-парке?
— Разумеется. Я много времени проводил в музее.
— Каждый день?
— Нет, почти каждый.
— А не можете припомнить, в какие дни вы там бывали и приблизительно сколько времени проводили там каждый раз?
— Не могу. Я не веду дневника.
— Даже примерно не вспомните?
— Боюсь, что нет.
— Понятно. А теперь, мистер Уоргрейв, я задам вам вопрос, на который вы можете не отвечать, если не пожелаете. В те дни, когда вы приезжали из Гроув-парка в Лондон, или во время пребывания в Гроув-парке — не видели вы мисс Уотерхаус?
— Абсолютно не возражаю ответить: не видел.
— Благодарю вас, сэр.
— Это все, чем я мог быть полезен? — иронически спросил Уоргрейв.
— Все, мистер Уоргрейв. Теперь просто пройдите в приемную. Когда ваше заявление напечатают, я попрошу вас его просмотреть и, если вы его одобрите, подписать. После этого, разумеется, вы свободны.