– И выставишь себя дураком. Здесь потребуется больше вливаний, чем ты в принципе можешь получить. А получишь немного, во всяком случае, не ту сумму, какая тебе нужна. Но если горишь желанием продавать дом, давай, валяй.
Эрик понял: она точно знает, что хочет сделать, и, что бы он ни сказал, в конце концов своего добьется. Однако ему было почти все равно. Он изумленно ходил за ней из комнаты в комнату.
– Я не против. Давай, если хочешь, оставим дом.
– Речь не о том, чего хочу я, речь о том, что это самое разумное решение для нас обоих. Рынок недвижимости сейчас на взлете и скорее всего дальше будет еще лучше. Если мы все перестраиваем, то ценность дома – как семейного гнезда, – конечно, уменьшится. С другой стороны, будет постоянный доход.
Именно так все и произошло. Он понимал, что изначально Карен его презирала, но пока они трудились вместе, ее отношение ощутимо изменилось. Она удивилась и обрадовалась, когда поняла, насколько у него золотые руки и сколько денег они сэкономили, потому что он умел красить стены и клеить обои, прибивать полки и устанавливать шкафы. Раньше Эрик никогда не стремился привести в порядок здание, которое лишь номинально считалось его домом. Теперь он обнаружил в себе неожиданные и полезные таланты. Они наняли профессионального водопроводчика, электрика и плотника для основной работы, но многое чинил Эрик. Обстоятельства сделали их партнерами. В субботу они ходили по магазинам за подержанной мебелью, искали, где бы подешевле купить постельное белье и столовые приборы, и демонстрировали друг другу добычу, радуясь словно дети. Он научил ее пользоваться паяльником, настоял на тщательной обработке деревянных частей дома перед покраской – хотя она и протестовала, считая это излишним, – и поразил ее тем, насколько увлеченно и тщательно измерял и подгонял кухонные шкафчики. Карен болтала о своей жизни, о работе внештатного журналиста, в которой начинала делать успехи. Она рассказывала, как радовалась, что ее имя теперь указывали в начале статьи, сплетничала о стервозной и скандальной жизни литературного мира, на переднем крае которого трудилась. Этот мир казался Эрику устрашающе чуждым, и он радовался, что ему не нужно туда попадать. В его мечтах был домик, огород и, возможно, даже свиньи – его тайная страсть.
И конечно, Эрик помнил – как же можно было забыть – тот день, когда они стали любовниками. Он как раз прикрепил деревянные жалюзи к одному из окон, выходящему на южную сторону, и они вместе красили стены эмульсионной краской. Карен вся перепачкалась и на полпути заявила, что ей жарко, она вся липкая и в краске и, пожалуй, пойдет примет душ. Так выпал шанс проверить только что смонтированную ванную комнату в действии. Поэтому он тоже прекратил работать и уселся, скрестив ноги и облокотившись на непокрашенную стену. Он смотрел, как свет под углом пробивается сквозь прикрытые жалюзи, создавая на заляпанном краской полу решетку, и в душе у него забил счастливый родник.
А потом вошла Карен. Из одежды на ней было только полотенце, обернутое вокруг талии. В руке она несла большой коврик для ванной. Положив его на пол, девушка присела на корточки и, засмеявшись, протянула к Эрику руки. Словно под гипнозом он опустился рядом с ней на колени, прошептав:
– Нам нельзя, нельзя. Мы же родные.
– Не совсем, только наполовину. Это и к лучшему. Будет такой маленький семейный секрет.
– Закроем жалюзи, а то слишком светло, – пробормотал он.
Карен вскочила и плотно закрыла окна, отчего в комнате стало почти темно. А вернувшись, притянула его голову к себе на грудь.
У Эрика это было впервые и изменило всю его жизнь. Он понимал, что она не любит его, да и он пока ее не любил. Так что на этот раз – да и потом, занимаясь ошеломительным сексом, – он просто закрыл глаза и дал волю всем своим тайным фантазиям: когда романтичным и нежным, когда жестоким, а когда и постыдным. Грезы вертелись в его голове и становились явью. А в один прекрасный день, занимаясь сексом в более удобной обстановке – на кровати, он открыл глаза, заглянул в глаза ей и понял, что это любовь.
