Энтони поймал ее сердитый взгляд через порог и подумал, что за прошедшие два года она почти не изменилась. Пусть и не в самом лучшем виде, однако это была все та же Джулия. Высокий лоб, крепкий подбородок, но кости изящные, а между лбом и подбородком темные глаза с густыми ресницами, способные быть страстно радостными или страстно горестными. Джулия была максималисткой, и теперь ее взгляд казался страстно озлобленным.
Энтони положил руку на плечо Джулии, смеясь, развернул ее, вошел в комнату вместе с ней и закрыл за собой дверь.
Передней там не имелось, была одна большая комната, разделенная перегородками на ванную, гостиную, кухоньку. Стоял диван, определенно служивший по ночам кроватью. Были два удобных кресла. Простой крепкий стол оказался завален рукописями, в остальном же комната выглядела на удивление прибранной, цвета в ней были приятными – темными, густыми, спокойными. На полу лежали две ковровые дорожки. Энтони понравилась комната Джулии, он даже хотел сказать ей об этом, но передумал.
– Дорогая, у тебя нос в чернилах.
Она сразу же вспыхнула. Все та же прежняя Джулия.
– Если приходишь, когда я работаю, принимай меня такой, как застал. Ты и раньше видел меня с измазанным чернилами носом!
– Видел. Но, как не раз указывал, без чернил ты выглядишь лучше.
– Мне все равно, как я выгляжу!
– Дорогая, к сожалению, это очевидно. Причешись, умойся, а потом можешь посвятить меня в семейные дела.
– Некогда мне, – сказала Джулия. Но ее вспышка уже угасла. Внезапно ей больше всего захотелось где-нибудь укрыться от насмешливого взгляда Энтони.
Она вошла в одну из комнатушек. Когда вышла, чернил на носу не наблюдалось, а волосы были аккуратно причесаны.
– Честно говоря, я не ждала тебя так скоро. Обед с Лоис обычно занимает больше времени.
– Откуда ты знаешь, что я обедал с ней?
– Разве ты не говорил мне? Нет, это она сказала – неужели Лоис промолчит!
– Дорогая, это похоже на женскую неприязнь.
– Это и есть неприязнь.
В ее глазах заискрилась насмешка и тут же угасла. Какой смысл говорить Энтони о Лоис? Он был увлечен ею два года назад, и даже если теперь увлечение прошло, возможно, он лелеет память о ней. Мужчины сентиментальнее женщин. И всегда, всегда, всегда терпеть не могут, если одна женщина дурно говорит о другой.
Джулия рассмеялась.
– Над чем ты смеешься?
– Над нами, – ответила она.
– Почему?
– Тебя как будто не было здесь две минуты, а не два года.
– Потому что я сказал тебе о чернилах? Так это же по-свойски.
Джулия кивнула. Когда она не злилась на него и не страдала от сердечных мук, между ними быстро возникало то взаимопонимание, что использует слова, но вряд ли нуждается в них. Сейчас она не сердилась, и сердце ее билось спокойно. Она чувствовала себя юной и счастливой, словно время унеслось вспять на двенадцать лет, Энтони приехал домой на каникулы и входил на чай в ее классную комнату. Джулия умывалась и причесывалась, и пока мисс Смизерс была там, они вели себя в высшей степени чинно, но как только чаепитие заканчивалось, могли взять и удрать в сад…
Они сели рядом на диван: Энтони в прекрасном новом костюме, стоившем, должно быть, целое состояние, и Джулия, уже не маленькая девочка, трудолюбивая писательница, в старом красном халате, испачканном чернилами, как недавно ее нос.
Энтони спросил:
– Ну, как тут все – и все?
– Ты не виделся с Джимми?
– Нет. Я звонил ему. Через день-другой поеду в Леттер-Энд. Хотел узнать, будешь ли ты там.
Джулия свела свои черные брови.
– Возможно, придется поехать. Только не хочется. Послушай, что тебе говорила Лоис? – Она полезла под диванную подушку, вытащила пачку сигарет. Протянула ему. – Закуривай.
– Спасибо, я курю свои.
– Эти недостаточно хороши для тебя?
– Ты высказываешь то, что у меня на уме. Сдержи гнев, дорогая, и закури одну из моих.
Если Джулия хотела рассердиться, подобное желание прошло. Вместо этого она рассмеялась. Энтони демонстрировал свою обычную манеру вызывать ее на словесный поединок, только сейчас ей этого не хотелось.
Энтони зажег спичку и поднес ей огня. Их губы оказались совсем близко. Сердце Джулии с мучительной неожиданностью зачастило. «О Господи, все начинается снова! Как ужасно быть женщиной!»
