Патрик Рейнсфорд все больше недоумевал. Если потом она встречается со своим виконтом, то на кой черт она прямо-таки приказала ему остаться? «Наверное, хочет, чтобы я пригласил ее прочесть лекцию в американском университете, — подумал он. — Но с ее двумя-тремя статейками, опубликованными по протекции и в сомнительных изданиях, и с этим смехотворным „Справочником истинного прустоведа“ я никак не могу ее пригласить».
— Ну наконец-то мы одни. — Она улыбнулась, обнажив острые волчьи зубы.
— Действительно, — осторожно ответил он, чувствуя себя несколько не в своей тарелке.
— Давайте устроимся поудобнее, — предложила она, указав на раззолоченное канапе. — Вы, должно быть, недоумеваете, почему я позволяю себе злоупотреблять вашим временем, — добавила она, скромно потупившись.
— Видите ли, я приглашен на ужин, — не моргнув глазом, солгал он.
— Мне бы следовало догадаться, — пробормотала она, усмехнувшись. И громко добавила: — Тогда не будем терять время, мне сказали, что вы собираетесь открыть Центр по изучению рукописей…
Он был слегка удивлен, что она уже знает. Об этом проекте он говорил только с несколькими администраторами и еще с двумя-тремя коллегами, чтобы поскорее насладиться их завистью. В то время, когда урезались все бюджеты, ему дали карт-бланш и тысячи долларов на создание Центра по генетическим исследованиям: значит, были уверены в его видении концепции образования двадцать первою века! Решительно, слишком тесен французско-американский университетский мир, чтобы избежать утечки информации. Или он сам слишком известен. Эта мысль привела его в хорошее настроение.
— В самом деле, я подумываю о создании центра, где были бы собраны модернистские и постмодернистские рукописи, что-то вроде лаборатории по изучению почерка нашей эпохи, — по привычке заговорил он. И тут же поправился: — Но не прямо сейчас. Вы не представляете, какая это работа — все организовать.
— Я как раз очень хорошо это представляю. Иногда я так устаю от руководства Прустовской ассоциацией, хотя по масштабу это и несравнимо. То есть вам понадобится человек, который будет осуществлять координацию проекта. Невозможно поспеть везде одновременно, — игривым тоном заметила она. Теперь он понял, к чему она клонит, и решил, что пора закругляться. Было несколько способов сделать это. Ему казалось, он нашел удачную отговорку.
— Вы совершенно правы. Я как раз ищу такого человека. Единственное условие — поскольку деньги предоставлены частными американскими организациями — чтобы это был американец.
— Ох, ну всегда же можно договориться. — И, увидев, что он собирается возразить и поднимается, чтобы уйти, добавила с лукавой улыбкой, которая не гармонировала со злобным взглядом карих глаз: — Прежде чем мы продолжим этот разговор, я должна вам сказать, профессор Рейнсфорд, что прошлым летом я совершенно случайно познакомилась на коктейле с сестрой Лоры Петерсон.
Он не дрогнул, но, вероятно, внезапная бледность выдала его, потому что она предложила не без издевки:
— Немного бурбона? Коньяку?
Он покачал головой. И она безжалостно продолжала:
— Как я вам уже сказала, вам придется найти себе помощницу, которая будет в курсе современных проблем генетической критики. Вы не думаете, что заседание Прустовской ассоциации будет подходящим местом, чтобы объявить об этом? Разумеется, мы говорим о будущем сентябре, до тех пор я буду… занята.
Он сделал последнюю попытку и выговорил:
— Все зависит не только от меня.
— О, дорогой друг, все знают, что вы делаете все, что вам заблагорассудится. С вашей-то репутацией. Вы же не хотите ее потерять. А это произойдет, если станет известно, кто действительно написал вашу «Критику новой критики»… Но пока нет необходимости никого в это посвящать. Письма Лоры, слава Богу, находятся в надежных руках. Не прошло еще пятидесяти лет, как она… ушла, если можно так сказать, и…
Она остановилась на полуслове, услышав какой-то шум из-за неплотно прикрытой двери.
— Жизель! — почти заорала она.
Когда стройная фигура длинноволосой девушки обрисовалась в дверном проеме, Патрику Рейнсфорду почудилось, что ему явился сам ангел милосердия с картин прерафаэлитов.
