Барри не сдержала улыбку, подумав о том, что означало это самое «можно было убедить». Растолковывается ясно и просто: взятка в нью-йоркском стиле — деньги под столом нужным венгерским чиновникам — капиталистическое решение социалистической проблемы.
В прошлый приезд в Будапешт Барри познакомилась с членом Президиума, с которым ей предстояло встретиться и в этот раз. На предварительной беседе тот держался твердо, укрывшись фасадом неподкупности, называл Рети «писателем, работающим для венгерского народа и равнодушным к коммерческому успеху». На что Барри ответила: «В таком случае, сэр, мы будем держать его миллионы на нашем счете, пока в политике не произойдут изменения».
— У нас в Венгрии существуют ограничения на ввоз в страну иностранной валюты, — напомнил аппаратчик.
— Позор, — отрезала Мэйер. — Мы говорим о возможных миллионах долларов США. Они пригодились бы вашей экономике. Любой экономике.
— Да, это хороший довод, мисс Мэйер. Возможно…
— Возможно, мы обсудим его подробнее в другой раз. — Она встала, намереваясь уйти.
— Я мог бы обсудить способ, как добиться исключения из правил для данного случая.
Барри улыбнулась. Чего хотел он для себя лично: роскошные покои в одном из новых кондо, что возводились на холмах Буды и доставались только тем, у кого имелась приличная пачка твердой валюты, или новую машину — не после обычных четырех лет ожидания, а всего через несколько месяцев, — или собственный банковский счет в Швейцарии?
— Когда вы вернетесь в Будапешт? — спросил аппаратчик.
— Как только вы… «добьетесь вашего исключения».
Тот разговор состоялся месяц назад. Член Президиума уведомил Золтана Рети, что ему удалось «расчистить путь, по которому доходы Рети могли бы поступать в Будапешт».
— Но, разумеется, господин Рети, — добавил он, — в какой-то мере должны быть приняты во внимание время и усилия, потраченные мною ради вашего блага, не говоря уж о риске, который я взял на себя.
— Разумеется, — произнес Рети.
— Разумеется, — сказала Золтану Барри Мэйер, когда он сообщил ей о пожелании аппаратчика.
«Разумеется», — усмехнулась она про себя, потягивая горячий черный кофе в своей вашингтонской конторе и проходя устремленным на стеллажи взглядом по рядам книг иностранных авторов. Забавно, подумала она, как это все в жизни само собой устраивается. Она никогда не собиралась становиться литературным агентом, специализирующимся на иностранных писателях, но именно так и произошло. Сначала один, потом другой — и вот уже готово, расцвела репутация агента, особо чуткого к нуждам таких писателей. Она радовалась положению, какое эта репутация обеспечивала ей и в издательском деле, и в Вашингтоне, где ее фамилия оказалась «на слуху» и включалась едва ли не во все списки приглашенных на всякие приемы, в том числе и в иностранные посольства. Путешествовать приходилось без конца — это временами выматывало, но одновременно возбуждало и подстегивало. С недавних пор она, похоже, жила на чемоданах, что не нравилось людям вроде ее матери, которая даже не пыталась скрыть, как огорчают ее редкость и краткость встреч с единственным ребенком.
Мать Барри жила в городском доме в Росслине: достаточно далеко, чтобы не давить дочери на психику, но и достаточно близко, чтобы время от времени видеться с ней. Они чудесно поужинали в «Золотом льве», потом почти до двух утра просидели, болтая, дома у матери. Барри устала, хорошо было бы оказаться в самолете, вылетающем рейсом «Панам» из Нью-Йорка в Лондон, погрузиться в кресло первого класса — поспать.
Она вытащила из стола пачку надушенной розовой почтовой бумаги и быстро написала размашистым отчетливым почерком:
«Знаю, что пишу напрасно, потому что при том состоянии рассудка, в каком ты пребываешь сейчас, чувства, стоящего за моим письмом, тебе не уловить. Но… уж такая я есть: все хочется кольнуться еще разок и излить свою душу. Ты снова сделал мне больно, и вот она я — опять пришла, чтоб получить еще больше. Больно ты способен мне сделать только по той причине, что я люблю тебя. Подозреваю, что причина, по которой ты сделал мне больно, та же: ты любишь меня. Потрясающие существа мужчины и женщины. Во всяком случае, я вот-вот улетаю и хотела сказать, что, когда вернусь, нам надо, надо выбрать время для себя, чтоб были только вдвоем, укатить куда-нибудь дней на несколько и поговорить. Может, на сей раз слова не помешают. Лондон и Будапешт зовут. Веди себя хорошо и скучай по мне, черт тебя побери».
