- Да пусть дядька посмотрит, чи мне жалко! Не убудет!
"Дядька! Ну и видок же у меня сейчас, надо полагать. Толстуха лет на десять старше меня!" - Александр покорно покатил тачку с бачками к закрытому отделению. И вовремя: по аллее в ту же сторону бодро шагал Николай Арнольдович. Догнал Кронова уже на полдороге и немедленно напустился на санитара:
- Ну, Наум, ты даешь! Совсем мозги пропил! Или мало тебе дураков в отделении...
- Чтобы, как позавчера, бидон с супом опрокинул? Этот хоть нормальный...
- Нормальный! - профессор зашелся от возмущения. - Душегуб из душегубов.
Опасения Николая Арнольдовича Кронов немедленно подтвердил: оттолкнув тачку, мгновенным движением ухватил старика за шиворот и приставил к дряблому горлу профессора опасную бритву.
- А ну, тихо! Попробуй дернуться - мигом побрею. Мне терять нечего.
Профессор в ответ что-то жалобно проблеял, умоляя пощадить. Тем временем усердный Наум оказался на расстоянии удара. Как и было обещано, Александр врезал ему не в полную силу, но рослому санитару хватило: как пустой мешок, он рухнул в высокую траву. Место было выбрано удачно: самое глухое на территории больницы, так что опасаться прохожих не приходилось.
Время не ждало. В халате, снятом с "бесчувственного" Наума, и с надежным прикрытием в лице главврача закрытого отделения Кронов беспрепятственно добрался до выхода из больницы.
- Куда вы идете, Кронов? Это же безнадежно! И уберите вы, ради Бога, свою бритву. Послушайте моего совета, говорю как друг...
Что именно хотел посоветовать Николай Арнольдович, Александр так и не узнал. С чувством огромного облегчения он нанес короткий удар по профессорской плеши. Белый халат скомкал и бросил здесь же. Перемахнул через ограду на удивление легко: тело на протяжении месяца буквально нашпиговали сильнодействующими препаратами. Позади уже слышался шум, скорей всего, кто-то наткнулся на "отдыхающего" санитара.
Машина, как и было обещано, оказалась неподалеку. С работающим двигателем и неприметного вида незнакомцем за рулем. Дверцу автомобиля Кронов захлопывал уже на ходу.
Войдя в курс дела, Оля всей кожей почувствовала, как изменилось отношение к ней. Своя, и к тому же под крылышком Евгения Павловича, - это кое-что да значило. Единственное обстоятельство омрачало Оленьке прелесть ее новой жизни: она опасалась доноса родителям. Ведь недаром ходят слухи, что есть некое недреманное око, которое всех девушек такого рода пристально "пасет".
- Не робей, Оля. Око это - чушь собачья. Кому мы нужны, кому можем помешать? Другие времена: живи не тужи и дай жить другим. Теперь у милиции столько хлопот, до нас просто руки не доходят. Тем более, что кое-кто лично от меня получает побольше, чем в своем министерстве. А я - не казна: даром денег не плачу. Все мы пироги не в одиночку едим.
Евгений Павлович привлек Олю к себе. Прохладный ветер врывался сквозь опущенное стекло "форда", трепал волосы девушки.
Здесь она чувствовала себя надежно и защищенно, уходили тревожные мысли.
- Хорошо с тобой, Женя. Так можно и забыть... - Оля замялась, подыскивая нужное слово.
- Что мы с тобой связаны деловыми отношениями? Не надо. Разве в деньгах дело? Нам просто хорошо друг с другом, а все остальное не имеет значения. Доверься мне и выброси из головы все лишнее. - Он припарковал машину мягко, с точностью до сантиметра.
В этот вечер Оля Гудина впервые ночевала не дома. Однако ни чуткость и опыт партнера, ни сладкое французское шампанское не могли заменить ей того, что она испытала только с одним человеком - Сашей Кроновым.
Потом начались будни. Нечастая, с придирчивым отбором клиентов "работа", зависть подруг к новенькой, сумевшей привязать к себе Евгения Павловича. И день за днем копились крохи сведений о той, к которой можно было уже не ревновать возлюбленного, из-за которого приняла она всю эту муку и унижение. Задумчивость Оли в самый "рабочий" момент замечали многие. Посмеивалась и Машенька, которая, прослышав об особенной близости Оли и Евгения Павловича, набивалась в подруги.
- Ну, Оленька, ты даешь! Такая умница, такая милочка! Дались тебе все эти ужасы. Что тебе эта Нина? Хорошая девочка, но все в прошлом, все с водой ушло... Она и при жизни была уже с червоточиной. Быстро ее на иглу посадили.
