Подъезжая к перекрестку, я заметил на остановке пригородного автобуса доктора Хейли.
— Вас подвезти?
— Мне только до газетного киоска, — сказал он, усаживаясь рядом. — Я вообще хотел прогуляться пешком, но уж больно жарко.
Нужный доктору квартал находился всего в двух милях отсюда. Я нарочно не спешил, надеясь вытянуть из него что-нибудь стоящее. Сообразив, что Хейли не признал во мне одного из вчерашних полицейских, я не преминул воспользоваться тем, что он считает меня лишь директорским приятелем.
Открытый взгляд и то, как свободно доктор распространялся о злосчастном побеге Мэджи, явно свидетельствовали, что шеф не давал никаких указаний помалкивать. Но, при всей болтливости Хейли, за пять минут немногое узнаешь.
— Досадно все же, что вам не удалось спасти беднягу Кеннеди, — сказал я, когда до ближайших домов оставалось не более сотни ярдов. — Но я слыхал, трепанации вообще редко удаются.
— Трепанации? — удивленно переспросил он.
— Я не шибко силен в ваших названиях. Но, по-моему, когда разбита голова, делают что-то вроде трепанации.
— Да, это так. Но у Кеннеди травма головы была не так опасна, как потеря крови. Ему же перерезали сонную артерию.
— Это где-то на шее?
— Да. Мэджи полоснул скальпелем по горлу.
— Понятно. Значит, когда Кеннеди нашли, он был уже безнадежен?
Я притормозил у киоска.
— Может, вас подождать и отвезти обратно?
— Нет, спасибо, — поблагодарил врач. — Я с удовольствием прогуляюсь.
Через несколько секунд я уже мчался в сторону Мидленда. Время потрачено не зря. Но сегодня больше не хотелось думать ни о Мэджи, Робинсоне, Уилксе, Джонасе Хэтфилде и его подружке из отеля «Мэдисон», ни о шестнадцатом блоке и перерезанном горле Кеннеди, о котором почему-то не удосужился упомянуть доктор Уилкс, я даже не желал ломать голову над тем, почему доктор вдруг резко посмотрел на часы в тот вечер у Эллен. Все это я оставлю на завтра.
Окна моего кабинета выходят на улицу, по которой сейчас медленно тянулся похоронный кортеж судьи Робинсона. За гробом следовала бесконечная вереница черных лимузинов.
Я уже собирался покинуть наблюдательный пост, как вдруг заметил в толпе зевак на противоположном тротуаре Джонаса Хэтфилда. Его широкополая фетровая шляпа резко бросалась в глаза на фоне соломенных канотье. Рядом с ним стояла какая-то женщина. Время от времени Хэтфилд наклонялся и что-то говорил ей. Я мигом выкатился на улицу, но с досадой обнаружил, что придется подождать, пока проедет кортеж.
Евангелист и его спутница неторопливо двинулись по тротуару. Она оказалась значительно моложе, чем я думал: лет тридцати с хвостиком, приятной наружности, живая и бойкая. Короче, одна из тех легкомысленных простушек, с кем нетрудно завести разговор. Осторожно следуя за ними, я услышал голос Хэтфилда.
— Я обедаю с адвокатом. А вы куда? Обратно в отель?
— Да. Так я жду вас к ужину?
Они попрощались, и молодая женщина свернула к Сидер-стрит. Я тут же поспешил в редакцию. Полистав подшивку «Гэзет», быстро нашел объявление евангелиста. Самые последние из них заканчивались фразой: «Мистер Хэтфилд выступает в сопровождении мисс Хэрриет Бентли, сопрано».
Я достал из ящика стола бутылку виски, сунул ее в карман и через пять минут уже входил в холл отеля «Мэдисон». Набрав номер мисс Бентли, я представился и попросил о встрече.
— Конечно, мистер Спенс. Вы можете подняться минут через пять? — В ее голосе звучала едва сдерживаемая радость.
Я вошел в номер, состоящий из гостиной и спальни, и сразу понял, что эти пять минут молодая женщина провела не без пользы: она успела напудриться, подкрасить губы и причесаться. Видимо, евангелист рассказал о нашей встрече, однако мисс Бентли явно не испытывала ко мне недоверия.
— Я так давно мечтала познакомиться с вами, мистер Спенс! А знаете, я родилась здесь, в Мидленде. — И она тут же призналась, что всегда с величайшим азартом следила за успехами нашей футбольной команды. Мисс Бентли помнила даты, результаты матчей, имена игроков, давно улетучившиеся из моей памяти. По ее мнению, нынешние команды «и в подметки не годятся той прежней могучей дружине, которую выводил на поле Джерри Спенс».
