Без дальнейших проволочек мы направили туда наши стопы. Портье приветствовал нас и сказал, что у них есть два хороших номера с видом на море. Затем Пуаро задал ему вопрос, который удивил меня:
— Приехала ли из Англии мисс Робинсон?
— Да, месье, она в маленьком салоне.
— Пуаро, — воскликнул я, идя рядом с ним по коридору, — кто такая мисс Робинсон?
Пуаро осветил меня добродушной улыбкой.
— Это подходящий объект для вашей женитьбы, Гастингс.
— Но я…
— Идите же! — сказал Пуаро, дружески подталкивая меня через порог. — Вы думаете, мне хочется кричать во все горло фамилию Дювин в Мерлинвиле?
В салоне нас в самом деле ждала Синдерелла. Я взял ее руку и сжал в своих. Мои глаза выразили остальное. Пуаро прокашлялся.
— Дети мои, — сказал он, — в данный момент у нас нет времени для чувств. Впереди работа. Мадемуазель, вы привезли то, что я просил?
В ответ Синдерелла достала из сумки какой-то предмет, завернутый в бумагу, и молча подала Пуаро. Он развернул. Я вздрогнул — это был нож из авиационной стали, который, как я думал, она выбросила в море. Удивительно, насколько неохотно женщины уничтожают компрометирующие их предметы и документы!
— Очень хорошо, дитя мое, — сказал Пуаро. — Я вами доволен. Теперь идите и отдохните. Нам с Гастингсом надо поработать. Вы увидите его завтра.
— Куда вы идете? — спросила девушка, сделав большие глаза.
— Вы все узнаете завтра.
— Нет уж, куда бы вы ни шли, я с вами.
— Но, мадемуазель…
— Я иду с вами.
Поняв, что спорить бесполезно, Пуаро сдался.
— Хорошо, мадемуазель. Но это не будет развлечением. По всей вероятности, не будет и опасных приключений.
Девушка не ответила. Через двадцать минут мы вышли. Было уже совсем темно. Стоял душный, гнетущий вечер. Пуаро повел нас из города в направлении виллы «Женевьева». Дойдя до виллы «Маргерит», он остановился.
— Я хотел бы убедиться, что с Жаком Рено все в порядке. Пойдемте со мной, Гастингс. Мадемуазель, вероятно, останется на улице. Мадам Добрейль может сказать что-нибудь оскорбительное в ее адрес.
Мы открыли ворота и зашагали по тропинке. Когда мы приблизились к дому, я обратил внимание Пуаро на окно на втором этаже. Там на шторе отчетливо вырисовывался профиль Марты Добрейль.
— Да… — протянул Пуаро. — Я думаю, что это комната, где мы найдем Жака Рено.
Дверь нам открыла мадам Добрейль. Она объяснила, что Жак находится почти в том же состоянии, и предложила убедиться в этом самим.
Мадам Добрейль повела нас наверх в спальню. Марта сидела за столом у лампы и вышивала. Увидев нас, она приложила палец к губам.
Жак Рено спал тревожным, болезненным сном, его голова металась по подушке, лицо пылало.
— Врач придет еще раз? — шепотом спросил Пуаро.
— Если мы за ним пошлем. Жак спит, что очень важно. Мама сварила для него успокаивающий отвар.
Марта снова села у окна за вышивку, когда мы выходили из комнаты. Мадам Добрейль проводила нас вниз по лестнице. Зная прошлое мадам Добрейль, я с нескрываемым интересом, рассматривал ее. Она стояла с опущенными глазами, с той же едва заметной загадочной улыбкой на губах, что и при первой встрече. И вдруг я испугался, как пугаются красивой ядовитой змеи.
— Надеюсь, мы не оторвали вас от дел, мадам? — вежливо сказал Пуаро, когда она открыла нам дверь на улицу.
— Совсем нет, месье.
— Кстати, — сказал Пуаро, как будто его осенила запоздалая мысль, — не было сегодня в Мерлинвиле месье Стонора?
Хорошо зная Пуаро, я понял, что этот вопрос он задал с целью оправдать наш визит и рассеять подозрение матери и дочери.
Мадам Добрейль совершенно спокойно ответила:
— Нет, насколько я знаю.
— Он не беседовал с мадам Рено?
— Как я могу это знать, месье?
— Вы правы, — сказал Пуаро. — Я подумал, что вы могли видеть, как он приходил или уходил, вот и все. Доброй ночи, мадам.
— Почему… — начал я.
— Никаких почему, Гастингс. Сейчас не время…
Мы вернулись к Синдерелле и быстро пошли в сторону виллы «Женевьева». Один раз Пуаро оглянулся и бросил пристальный взгляд на светящееся окно и видневшийся в нем профиль Марты, склонившейся над вышиванием.
— Во всяком случае, его охраняют, — пробормотал он.
