Давидов пробормотал что-то оператору, и камера переключилась на аудиторию: опущенные глаза Тувье и удивленное, на мгновение искривленное злобной гримасой лицо Тироша. Рухама отвернулась от камеры и увидела блеск в глазах Ароновича, предвкушавшего сенсацию, смущенную улыбку ассистентки Ципи, удивленное выражение на лице Сары Амир. Студентка слева продолжала старательно писать.
— Получается, — продолжал Идо, — что в пользу этих стихов говорит лишь то, что они созданы в лагере, что их написал человек, у которого не было доступа к европейской культуре последнего двадцатилетия, что он впитал в себя иврит в СССР, за колючей проволокой, и этим ограничиваются все достоинства этих стихов. Но все это — привходящие обстоятельства: условия создания текста, особенности того периода и т. д. Но если бы такие стихи были написаны здесь, у нас, в шестидесятые годы — кто находил бы их хорошими?
Беспрерывно пишущая рука слева замерла. Рухама посмотрела назад, затем вперед, на побледневшего Идо; он снял квадратные очки с толстыми стеклами и осторожно положил их на зеленую скатерть:
— Разумеется, я согласен полностью с утверждением доктора Шая: оценка качества стихов — всегда субъективный вопрос, зависящий от обстоятельств, от традиций и связей, это также вопрос вкуса и т. д.
Он снова надел очки и прочел последнее политическое стихотворение Тироша, опубликованное в одном из литературных приложений после окончания Ливанской войны и даже положенное на музыку. Теперь эту песню исполняли наряду с другими в день памяти погибших солдат Израиля.
Он прочитал «Она у нас одна» сухим монотонным голосом. А затем стал описывать явления, отраженные в этих стихах, — так сложно и витиевато, что Рухама не смогла следить за его мыслями, однако она хорошо запомнила последние фразы:
— Это произведение, по сути, измена стилю. Ведь политические стихи не могут быть свидетельством интеллектуальных возможностей автора. В этих стихах нет никакой художественной ценности, они не принадлежат к большой поэзии. Куда же подевалась та сила, что была в лирических стихах Тироша? Где глубокие аспекты его поэзии? Неужели человек, написавший «Девушку с зелеными губами» и «Мгновение, когда черное касается черного», — автор этого худосочного, завывающего творения?
Тувье сорвался со своего места. Тирош сидел с кислой миной. Камера зафиксировала, как Тувье схватил Идо за руку и чуть ли не насильно попытался усадить его. Дрожащим голосом Тувье сказал:
— Господин Додай не понял. Мне жаль его. Он не понимает связи! В этих стихах содержатся намеки на всевозможные лозунги и плакаты, что появляются в литературных приложениях, и автор над ними потешается. Он потешается над ними на их же языке.
Тувье провел рукой по лбу и энергично продолжил:
— Это не просто политическое стихотворение в обычном смысле — протест против Ливанской войны. Господин Додай упустил из виду главное! Это стихи протеста против всех стихов протеста, и самые замечательные из них! Это пародия на стихи протеста! И это Додай упустил!
В зале появились первые признаки бури. Профессор Авраам Калицкий поднял руку, встал и провозгласил тонким голосом:
— Надо уточнить оригинальный смысл слова «пародия». Непозволительно столь безответственно его применять!
Его слова потонули в море выкриков. Все глаза (камера зафиксировала это) устремились на Тироша, который с достойной похвалы сдержанностью (формулировка Тувье) успокоил спорщиков:
— Господа, ну хватит, это ведь всего лишь факультетский семинар, к чему такие страсти?
Однако камера запечатлела удивленный взгляд Идо, который в полном замешательстве слушал Тироша, в то время как тот, на правах руководителя семинара, в нескольких словах подвел итоги обсуждаемой темы. Тирош, глядя на часы, заявил, что время ограничено и пора завершать.
Никто из факультетских не решился вымолвить ни слова. Молчали и постоянные участники семинара, не имеющие отношения к университету.
Официально их никто не приглашал, тем не менее они аккуратно посещали все факультетские открытые занятия. Среди них были три учительницы со стажем, которые стремились «обогатить свой внутренний мир» путем участия в такого рода мероприятиях; два литературных критика, покинувших академические круги и теперь регулярно, с завидной последовательностью атакующие бывших коллег в литературно-сплетнических разделах малопопулярных газет; были здесь и несколько иерусалимских чудаков — любителей искусства.