Убийство Маргарет Тэтчер - страница 45

25 апреля 1982 года, Даунинг-стрит: Заявление о восстановлении контроля над островом Южная Георгия, центром заморской территории Южная Георгия и Южные Сандвичевы острова, близ Фолклендов

Г-жа Тэтчер: Дамы и господа, министр обороны только что сообщил мне очень хорошие новости…

Министр обороны: Мы получили донесение, из которого следует, что британские войска высадились сегодня на Южной Георгии, примерно в 4 часа дня по лондонскому времени… Командующий операцией направил следующий рапорт: «С радостью извещаем Ее Величество, что «Уайт Энсайн» развевается бок о блок с «Юнион Джеком»[32] над Южной Георгией. Боже, храни королеву».

Г-жа Тэтчер: Просто порадуемся этому известию и поздравим наших солдат и морских пехотинцев. Спокойной ночи, господа.

Госпожа Тэтчер поворачивается к двери дома номер 10 по Даунинг-стрит.

Корреспондент: Мы собираемся объявить войну Аргентине, миссис Тэтчер?

Г-жа Тэтчер (после паузы на пороге): Радуйтесь.

Сперва вообразите себе улицу, где она испустила последний вздох. Это тихая, степенная улица, в тени старых деревьев, с высокими домами, чьи фасады гладкие, точно покрытые белой глазурью, а кирпичи в стенах — цвета меда. Некоторые из них георгианские, с плоскими фронтонами. Другие викторианские, с блистающими эркерами. Они слишком большие по современным меркам, слишком просторные для одной семьи и потому в основном поделены на квартиры. Но это не разрушило элегантность их пропорций, не уничтожило насыщенный блеск панельных наружных дверей, щеголяющих латунью и выкрашенных в темно-синие и темно-зеленые тона. Единственный недостаток этого района состоит в том, что автомобилей здесь больше, чем свободного пространства для парковки. Обитатели вынуждены парковаться нос к носу и класть под стекло разрешения. Машины тех, у кого имеются подъезды к дверям, часто оказываются заблокированными. Но они терпят, гордые своей прекрасной улицей и готовые страдать ради права проживать на ней. Взглянув вверх, вы заметите изящные и непрактичные георгианские фрамуги, керамическую черепицу теплых тонов и блеск цветного витражного стекла. По весне вишневые деревья разбрасывают вдоль улицы экстравагантные воланы своих цветков. Когда ветер принимается гонять лепестки, они клубятся розовыми вихрями и устилают тротуары, как будто некие великаны устроили свадьбу прямо на улице. Летом из открытых окон плывет музыка: Вивальди, Моцарт, Бах.

Улица описывает плавную кривую, впадая в главную дорогу там, где та покидает город. Отдельно стоящая церковь Святой Троицы увешана бесчисленными военными стягами. Глядя из высокого окна на город (как я в день убийства), вы ощущаете близость крепости и замка. Если посмотреть налево, в поле зрения появится Круглая башня, отражающаяся в зеркальных стеклах. Но в дождливые дни, когда сыплет противный мелкий дождь и облака нависают над головой, крепость словно уменьшается — любительский рисунок, наполовину стертый. Ее очертания смягчаются, острые края сглаживаются; она съеживается под натиском сырости с реки, выглядит скорее как укутанная в туман гора, нежели как замок, построенный для королей.

Дома по правую сторону от Тринити-плейс — я имею в виду, по правую сторону, если встать лицом к окраине, могут похвастаться обширными садами, каждый из них ныне поделен между тремя-четырьмя арендаторами. В начале 1980-х Англия успешно сопротивлялась запаху горения. Отдающие углеродом ароматы барбекю по выходным были неведомы широкой публике, властвовали только в приречных питейных палаццо Мэйденхеда и Брея. Наши сады, безукоризненно сохраняемые, почти не посещались; на улице не попадалось никаких детей, только молодые пары, которые еще не обзавелись потомством, и пожилые пары, которые в лучшем случае открывали двери лишь для того, чтобы выпустить гостей вечеринки на террасу. В теплые дни лужайки грелись на солнышке, никем не оскверняемые, а кошки, свернувшись клубком, мирно дремали на прогретой почве облицованных камнем клумб. По осени кучи палой листвы тихо сгнивали в пустынных двориках, время от времени листья сгребали раздраженные владельцы нижних квартир. Зимние дожди пропитывали влагой кустарник, и некому было о нем позаботиться.