— То есть вы убедились, что ваш коллега мертв? — с кресла подал голос Штробль.
Барч развернулся к нему:
— Знаете, пульс я ему не щупал, если вы об этом. Но и без того стало ясно, живые так не выглядят. Мертвый он был, мертвее некуда, хоть я с покойниками раньше дела не имел. Мне аж дурно стало.
На последней фразе свидетеля Клуфтингер вгляделся в лица коллег. Но те никак не отреагировали на заявление Барча, что его тошнит при виде трупа.
— Дальше?
— Что дальше? А… Я вызвал полицию, и все. Остальное вы знаете.
— Заметили что-нибудь в квартире? Необычное, я имею в виду.
— Да. Покойника на полу.
Майер хохотнул, но комиссар строгим взглядом призвал его к порядку.
— Я спрашиваю: не бросилось ли вам чего-то в глаза в квартире или в подъезде? — Клуфтингер резко сменил тон.
— Нет, ничего. Я сразу выскочил.
— Где вы находились до приезда полиции?
— Торчал у подъезда. Мне приказали не уходить и ни к чему не прикасаться. Я так и сделал.
Клуфтингер остался доволен ответами. Он откинулся на спинку офисного кресла и спросил уже более миролюбиво:
— Когда и как вы познакомились с Вахтером?
— Минуточку. Это было тринадцать… нет, четырнадцать лет назад. Я уже работал в фирме, когда Филипп, то есть господин Вахтер устроился к нам.
Клуфтингер насторожился:
— То есть Вахтер пришел на завод много позже и тем не менее стал вашим начальником?
— Начальником! Тоже мне! Мы были командой. Да, на бумаге — начальник, а на деле — не так. Говорю же вам, мы были одной командой!
От Клуфтингера не укрылось, как разволновался свидетель. Надо будет вернуться к этому вопросу. А пока он продолжил:
— Вы дружили?
— Ну, закадычными друзьями мы, конечно, не были. Но понимали друг друга с полуслова. Знаете, когда вместе работаешь в руководстве, волей-неволей сближаешься.
— А помимо службы встречались?
— Ну, если уж на то пошло, раз в неделю ездили играть в гольф. В Хелленгерст. Мы оба состоим в клубе.
— Какие отношения сложились у господина Вахтера с другими коллегами и подчиненными? Может быть, у него имелись враги?
Реакция Барча последовала мгновенно:
— Какие враги, что вы! Само собой, конфликты иногда случались. Кое-кто из коллег, особенно из новеньких, ясное дело, завидовал его положению, может, и поукоротить хотел бы. Да что они могли! Вахтер являлся ценнейшим работником. Светило в своей области.
Такого Клуфтингер не ожидал.
— Но если он был так хорош, то почему работал здесь? С такими талантами можно делать карьеру и где-то повыше, разве не так?
Барч призадумался.
— Нет. Филипп просто не хотел уезжать отсюда. Ему здесь нравилось. В Альгое. Он всегда говорил, что для него это — подарок судьбы, жить и работать здесь. Думаю, он не уехал бы ни за какие деньги.
— А вы не метили на его место? — сменил тему Клуфтингер.
— Ну хватит! — возмутился Барч. — Я не позволю ставить меня в подобное положение! Я буду…
— У господина Вахтера есть семья? — спокойно пресек выброс ярости Клуфтингер.
Барч, на удивление, сразу успокоился.
— Много-то он не рассказывал. Знаю, что есть две дочери. Одна живет за границей. То ли в Италии, то ли в Южном Тироле. Вот с ней он вроде бы еще общался. А с другой, как и с экс-супругой, вовсе нет. Думаю, той оказался поперек души папенькин образ жизни. Оно и понятно: одна подружка за другой. И вообще, если спросите меня, именно здесь вам и надо копать.
— Где — здесь?
— Ну, со всеми этими дамочками. Там разыгрывались такие драмы!
— Какие драмы?
— Точно я опять же не знаю, но обиженных имелось много. Он же их менял как перчатки.
Клуфтингер понимал: надо бы многое еще уточнить, — но ни один вопрос на ум не шел.
— Ладно, на первый раз достаточно. Однако разговор пока не окончен. Будьте готовы к дальнейшим показаниям. А если сами что-то вспомните, звоните, — сухо закончил комиссар, хотя был уверен, что Барч не позвонит.
Раскланявшись со всеми присутствующими, Барч покинул кабинет.
После его ухода Клуфтингер не спешил начинать общение с коллегами. Он заварил себе мятный чай в пакетике, в очередной раз наслаждаясь своей бережливостью. Как-то он подсчитал, что каждый пакетик обходится ему всего в два с половиной цента, а расходы на воду и электроэнергию берет на себя родное государство. Правда, с женой он результатами своих расчетов не поделился. Она бы его не поняла. А он всегда радовался как ребенок, когда удавалось на чем-то сэкономить. Нет, скаредой он не был, но швабское происхождение, а скорее всего бюргерское воспитание наполняло его гордостью от таких маленьких радостей.
