Одновременно ГПУ дал задание и своим заграничным агентам установить слежку за горской эмиграцией, в частности за окружением Чермоева. Специально для этой же цели был дважды командирован за границу бывший белый офицер Виса Харачоев, разумеется под чужим именем. С кем встречался и как вообще выполнил свое задание Харачоев, все еще неизвестно. Но зато точно известно, что из-за границы начали приходить письма – из Стамбула, Парижа и Лондона, адресованные разным лицам из вышеперечисленной группы. Письма эти приходили в Грозный (столица Чечни) не на адреса прямых получателей, а на подставных лиц, для передачи такому-то. Одним из таких подставных лиц в Грозном был Х.М. Х.М. был, в свою очередь, предупрежден ГПУ, что он будет получать "заграничные" письма для других, но что он обязан доставлять их немедленно в ГПУ. Х.М., конечно под страхом ареста, немедленно доставлял их туда. Письма были написаны Мациеву, Курбанову, Беймурзаеву и другим. Автором большинства писем был Тапа Чермоев, который писал их то из Стамбула, то из Парижа и Лондона.
Осенью 1932 года была арестована вся эта группа. Вслед за арестом этой группы были произведены массовые аресты по Гудермесскому и Ножай-Юртовскому районам. В общей сложности по делу "Чеченского националистического центра" было арестовано до 3 тысяч человек. Арестованным было предъявлено обвинение в создании "контрреволюционного националистического центра Чечни для подготовки и проведения вооруженного восстания". В связи с этим, выступая на краевой партийной конференции в 1934 году, секретарь краевого комитета Евдокимов цитировал упомянутые "письма миллионера Чермоева" из-за границы к чеченскому народу. Евдокимов рассказывал, что Чермоев призывал в этих письмах своих единомышленников подготовиться к всеобщему вооруженному восстанию чеченского народа, которое будет поддержано средствами и оружием западных держав, в первую очередь Англии.
Только сейчас, за границей, мы окончательно убедились, что версия о письмах Чермоева была ложью, а сами письма – фальшивками ОГПУ. Но как раз эти письма и служили "вещественными доказательствами" против "националистического центра". Почти все арестованные были осуждены через коллегию ГПУ. Из членов "центра" Абдулкадиров, Шамилев, Курбанов, Моца-Хаджи Сотаев, Беймурзаев были расстреляны. Другие получили по 10 лет. Сколько расстреляно рядовых, установить невозможно.
За раскрытие этого мнимого "контрреволюционного националистического центра Чечни" были награждены орденами Красного Знамени Курский, Федотов из краевого ОГПУ, Павлов, Крафт, Миркин, Васильев, Трегубов из Чеченского областного ОГПУ. Отныне восторжествовала "теория", что "бандитов" надо искать в Чечне не только в горах и лесах, но и за столом ученого, в заводских цехах и лабораториях, в кабинетах чиновников и даже в составе партийных комитетов. Это, пожалуй, и было началом конца самой Чечено-Ингушской республики.
Былая слава "героических чеченцев" и "храбрых ингушей", как льстиво выражался Чичерин во время своего приезда в Грозный, в глазах Москвы потухла. Там верили фантастическим сводкам чекистов, что чеченцы и ингуши только тем и заняты, что замышляют каждый день чуть ли не "освободительный поход" по всему Кавказу. Чтобы обосновать это свое утверждение, а главное, доказать Москве бдительность и преданность, чекисты сами организовывали мнимые заговоры чеченцев и ингушей против Советской власти или своей вызывающей провокационной политикой сознательно толкали их на вооруженное выступление против нее. Это входило и в карьеристские расчеты чекистов.
Мы категорически утверждаем, что при всем том, что Советская власть отказалась, в конце концов, от многих своих "суверенных" принципов по национальному вопросу и при всей строгости советских законов и жестокости их применения, чеченцы и ингуши все-таки примирились бы со своей судьбой, если бы не вся эта преднамеренная, порою чудовищная система провокаций НКВД.
Мы утверждаем также категорически, что в СССР нет ни одного маленького народа, с которым нельзя было бы договориться и подчинить его власти, если апеллировать к его рассудку, не оскорбляя его национальную честь, религиозное чувство и личное достоинство.
