— Прекрасно. Но теперь к нашему случаю, — сказал Еннервайн.
Ангерер расслабился и снова сел.
— Я сейчас достаточно часто смотрел телевизионные картинки, — начал он. — Существует несколько теорий. Порыв ветра. Судороги. Спортивные репортеры…
— …уже сто раз все прожевали, — оборвал Еннервайн. — Так как я это понял, в данное время наиболее предпочтительная теория та, что для Оге Сёренсена это по-настоящему было неожиданностью, что он вообще так хорошо сошел со стола отрыва. И поэтому на какой-то момент он утратил внимание…
— …а мне так не кажется, — перебил его Вилли Ангерер, и его мощная борода слегка задрожала. — Для того, кто прыгает в числе мировых рекордсменов, не может быть неожиданностью хорошо стартовать. Вы можете поставить на суперзамедленную съемку?
Полицейский участок был хорошо оснащен. Оге прыгнул еще раз, но теперь ооооочень медленно.
— И это мы тоже видели по телевизору, — сказал Остлер.
— Вот сейчас будет. Вот здесь, смотрите: правая нога слегка скользит в сторону. Если бы Сёренсен сам двинул ногой, то это выглядело бы иначе. Мне кажется, тут кто-то выстрелил в правую лыжу.
— Вы считаете, это был выстрел?
— Именно это я и имел в виду. Я прыгал с трамплина, и я стрелок. Я разбираюсь и в прыжках, и в стрельбе.
— Господин Ангерер, давайте пока все так и оставим. Тогда на лыже должны быть следы от пули.
— Наша проблема состоит в том, — сказал Холльайзен, — что эта правая лыжа, о которой говорит Вилли, исчезла.
— Исчезла? — спросил Еннервайн.
— Да, разве вы не смотрели новогодние соревнования?
Еннервайн покачал головой:
— Я не очень люблю спорт. У меня и телевизора дома нет. Я исходил из несчастного случая, поэтому дальше за этим не следил.
Остлер прокручивал дальше:
— Вот: лыжа отстегивается, скользит в толпу и в ней исчезает.
— Вы осмотрели…
— Конечно! — выпалили Остлер и Холльайзен одновременно. — Мы обследовали эту часть территории сразу же на следующий день.
— Никого не удивит, что мы не нашли ее, правую лыжу, — сказал Холльайзен.
— Мы установили личности нескольких человек на этой территории, и их уже допросили, — поддержал Остлер. — Естественно, никто не обратил внимание на лыжу, все как заколдованные смотрели на само происшествие.
— Может быть, какой-то фанат присвоил ее себе, — сказал Еннервайн, — в качестве трофея. При дорожно-транспортных происшествиях у нас иногда случается такое.
Холльайзен кивнул:
— Такое могло случиться, да. И фирма-изготовитель лыж заинтересована в том, чтобы эта марка больше не появлялась в связи с этим ужасным несчастьем.
— И есть еще одна возможность, — вмешался Ангерер. — Сам стрелок позаботился о том, чтобы лыжа исчезла. Чтобы уничтожать улики.
— Господин старший лесничий, — сказал Еннервайн с легкой иронией, — а теперь подумайте-ка еще раз — это реально? Кто-то стреляет в датчанина, потом идет туда, чтобы уничтожить следы? А какие, собственно, следы? Если бы лыжа не улетела, что тогда? И это все всплывает только потому, что какой-то старший лесничий, который сам раньше занимался прыжками на лыжах, смотрел чуточку повнимательнее.
— Я только подумал, — сказал тот слегка обиженно. — Я только хотел помочь. Ну нет, и не надо.
— Давайте честно, господин Ангерер. После того как по телевизору тысячу раз показали, что правая лыжа исчезла, приходите вы и рассказываете нам, что как раз в эту правую лыжу стреляли!
Но теперь старший лесничий разозлился:
— Что вы этим хотите сказать?
— Я тоже просто подумал, — сказал Еннервайн примирительно. — Без следов от выстрела на лыже вся эта теория безосновательна.
Но Вилли Ангерера уже было не успокоить. Он был страшно недоволен. Он сделал пренебрежительное движение рукой, что-то бормотал про себя, чего никто в комнате не мог понять, но звучало это примерно вроде «сволочи, проклятые»! Он поднялся с каменным лицом. Еннервайн заговорил официальным тоном:
— Господин старший лесничий, задержитесь еще на минутку. У меня к вам есть вопрос. Мне нужно, как бы это выразить, ваше мнение как специалиста. Можно ли точно прицелиться, так чтобы попасть точно в лыжу прыгуна?
— Можно, — сказал Ангерер односложно. — Например, стрельба по тарелочкам.