Инспектор читал быстро, выхватывая из текста мельчайшие детали и мельком просматривая то, что не имело никакого значения. Результат оказался практически таким, на который он и рассчитывал. После обеда семнадцатого числа из всего мужского населения деревни только двое не были на работе или дома с женами. Это оказалась парочка местных бездельников, которые провели указанное время в компании друг друга. Местный священник пребывал в своем рабочем кабинете, составляя проповедь на будущую неделю. Это подтвердила его домработница, которая в это время варила на кухне варенье и выказала крайнее недовольство тем, что викарий, хрупкий старичок семидесяти трех лет от роду, вообще должен подвергаться допросу наравне со всеми. Остальные мужчины вечером находились либо дома с семьями, либо в «Негритенке».
С женщинами Бэджерс-Дрифт вроде бы тоже было все ясно. Часть из них работала за пределами деревни. Пожилые дамы сидели по домам. Остальные (за исключением миссис Куин) готовились в деревенском клубе к предстоящему празднику. Те из них, кто покинул клуб достаточно рано, отправились встречать со школьного автобуса своих детей, а затем — домой пить чай. Вечером три машины, полные пассажирок, отбыли в Каустон, на занятия в клубе здоровья, а остальные также сидели дома. А если предположить, что парочка из леса была все-таки местной (в этом почти не сомневался Барнеби), то круг подозреваемых заметно сузился.
Инспектор допил кофе, с некоторым удивлением заметив, что на внутренней поверхности чашки по мере убывания жидкости появляется зеленая лягушка в соломенной шляпке и с дружелюбной улыбкой, играющая на банджо. А затем снова вернулся к отчетам с места преступления.
Там он не нашел ничего для себя неожиданного. Окно кладовой мисс Симпсон было взломано, на его раме изнутри обнаружились следы белой краски. Увы, погода была сухой, так что нигде не осталось никакого комка грязи с отчетливым отпечатком подошвы ботинка. Никаких отпечатков пальцев на столике у телефона, банке с цикутой, садовой лопатке, дверных ручках и прочих предметах, где они могли бы быть. В том числе и на телефоне — что выглядело странно, поскольку последним, кто им пользовался, должен был быть доктор Лесситер. Зачем бы ему понадобилось протирать аппарат? Пометка в «Юлии Цезаре» была сделана карандашом твердости 6В. Может быть, и не самым распространенным, но уж точно и не вымирающего вида. Самого карандаша найти не удалось. Полная проверка показала, что все имеющиеся в доме отпечатки пальцев принадлежали либо покойной, либо мисс Беллрингер.
Барнеби просмотрел второй отчет еще раз, но убедился, что практически ничего не упустил. Поиски пледа продолжались, но Барнеби не питал по этому поводу иллюзий. Человек, который так тщательно позаботился о том, чтобы не оставить отпечатков, вряд ли бы бросил такую серьезную улику на заднем сиденье автомобиля или дома на диване. Конечно, широкой общественности не сообщили о том, что в лесу нашли волокна пледа, и далеко не все знали, что анализ спермы столь же безошибочно определяет мужчину, как и отпечатки его пальцев. В конце концов полиции могло просто повезти. В дверях появился Трой.
— Машина ждет вас, шеф.
— Конечно, сэр, — заметил сержант Трой, поворачивая с дороги на Гесслер-тай к Бэджерс-Дрифт, — там, в лесу, могли быть эти извращенцы… ну, понимаете, голубые. — Последнее слово не могло бы прозвучать более ядовито, даже если бы речь шла о паре, пожиравшей детей.
Это оказалось пятое по счету предположение, которое сделал сержант за последние десять минут, каждое добросовестно сопровождалось обращением «сэр». Его невозможно было упрекнуть в пренебрежении правилами хорошего тона. Или в отсутствии дисциплины. Он разыгрывал сценарий своей жизни, как по написанному. Сержант Трой сдал экзамены, что называется, «с запасом», его отчеты представляли собой образец сжатой, но связной информации. В нем отсутствовал глупый романтизм, который, как правило, приводит в органы правопорядка столь многих юношей и девушек, так же, как и сочувствие, которое обычно сразу же испаряется при встрече с первым стопроцентно аморальным, антиобщественным ловким и часто вооруженным негодяем. Отсутствие этого сочувствия особенно бросалось в глаза. Трой снова приготовился что-то прочирикать. «Да, — подумал старший инспектор, — будь у него внешность посимпатичнее, его можно было бы с полным правом назвать неотразимым».