Как только он вернулся с кока-колой и с напитком для себя, с виду напоминавшим джин с тоником, я перешла к делу:
– Насколько хорошо вы знали жертву?
– Вообще не знал. – Через несколько секунд он добавил с печальной улыбкой: – О его существовании я, конечно, знал.
– Ваша жена говорит, что познакомила вас у кинотеатра.
– Верно. Но мы лишь поздоровались.
– Больше вы с ним ни разу не встречались?
– Никогда.
– Однажды вы поджидали Селену возле ее дома. – От слова «подстерегли» я вовремя удержалась.
– Вы правы. Глупая выходка. Особо гордиться нечем. И уж меньше всего своим поведением.
– А как вы себя вели?
Уоррен слово в слово повторил рассказ Селены.
– Конечно, нет ничего глупее, чем критиковать мужчину, если женщина его любит… или по крайней мере думает, что любит. Особенно когда речь идет о такой преданной душе, как Селена. Но она совершила ужасную ошибку, связавшись с этим типом, и я просто не смог сдержаться. Селена слишком много для меня значит, чтобы спокойно позволить ей прыгнуть в бездну.
– Вы пытались с ней помириться?
– Еще бы! Я знаю, что грешно плохо отзываться о мертвых, но Нил Константин был из тех людей, что используют женщин, а потом безжалостно вышвыривают вон. Вы только посмотрите, как он поступил со своей женой. Бросил ее, когда их ребенок едва только вышел из младенческого возраста, чтобы, видите ли, посвятить себя «искусству». Константин не заслуживал такой чудесной женщины, как Селена. Хотя, может, и я не заслуживал. – Уоррен застенчиво улыбнулся и добавил: – Но я не позволяю себе думать об этом.
– Сколько времени вы с миссис Уоррен были… сколько вы женаты?
– В феврале будет три года.
– Почему вы расстались?
– Не ваше собачье дело!
Я изумленно уставилась на него. Сладкоголосый Казанова снова показал острые зубы.
– Итак, возвращаемся на круги своя? – ехидно вопросила я, но Уоррен уже схватил меня за руку и просительно забормотал:
– Все в порядке, все в порядке. Спрашивайте что хотите. Селена взяла с меня слово, что я вам помогу. И я выполню обещание! Даже если тем самым наврежу себе! – Он сверкнул высоковольтной улыбкой, которая, правда, тут же угасла. Лоб Уоррена пересекла глубокая морщина. – Понимаете, мне нелегко в этом признаваться, но, с точки зрения Селены, чудо ушло. Наверное, я мог бы все вернуть. Я почти убедил ее поехать со мной на праздники в Монтего-Бей. Но потом… потом она встретила его. – Взгляд Уоррена стал ледяным. – Грязная скотина!
Последние слова он произнес едва слышно, словно всеми силами старался сдержать их. Меня слегка озадачила эта вспышка, и я поспешила сменить тему:
– Что вам известно о женщине по имени Агнес Гаррити?
И снова мне пришлось удивляться.
– Совсем немного, – как ни в чем не бывало ответил Уоррен. – Это старушка, жившая в том же доме, что и Константин. Ее убили пару недель назад. Вы ведь о ней говорите?
– Да.
– Я прочел об этом в газетах, да и Селена вчера упомянула ее имя.
– Но лично вы ее не знали?
– Нет.
Что ж, пора уходить.
– Ну и напоследок, – сказала я беззаботным голосом. – Где вы были в понедельник вечером и в ночь с понедельника на вторник?
– А я все ждал, когда же вы до этого дойдете. В понедельник вечером я поужинал дома, один. А потом смотрел телевизор, тоже один. После этого отправился спать, и снова один.
Позже, вернувшись домой и надумав немного перекусить (одна), я попыталась сформулировать свое впечатление о Джеке Уоррене. Безусловно, умен и обаятелен. И, несомненно, славный малый. Если бы кто-то приклеился ко мне как банный лист, как я к нему, то вряд ли бы я вела себя так цивилизованно. И все же этот славный малый вызывал во мне какое-то смутное беспокойство. Может, всему виной его страстная любовь?
