— С тобой всё в порядке? — не унималась Джеки.
— Слегка трясёт, а в остальном нормально. Завтра всё расскажу, а сегодня я вряд ли выберусь на работу.
— Ты уверена, что тебе не нужна помощь?
Пришлось чуть ли не клясться, что не стою одной ногой в могиле, прежде чем она оставила меня в покое. Опять ложиться я побоялась — как бы снова не оказаться в том кошмаре. Что мне действительно было просто необходимо, так это душ и таблетки: голова буквально раскалывалась. Разделавшись с этими маленькими проблемами, я набрала номер Питера и поведала его автоответчику:
— У меня есть новости для тебя. Позвони, как только сможешь.
Лишь после двух чашек кофе и английского тоста я нашла в себе силы отправиться на встречу с Тимом Филдингом. Оставалось надеяться, что он не пристрелит меня, не дав и рта раскрыть.
* * *
Когда я заявилась в участок, Уолтер Коркоран сидел на краешке стола Филдинга и что-то негромко вещал. Заслышав стук моих каблуков, он поднял голову:
— Ой, кто к нам пришёл — наша золотая помощница!
Я притворилась, что в упор его не вижу и не слышу.
— Тим, можно переговорить с тобой наедине? — спросила я и торопливо добавила: — Это важно.
Филдинг оторвал глаза от бумаг. Вид у него был столь суровый, что я сразу припомнила, как он душил рыжую лисичку.
— Увидимся позже, Уолт, ладно? — с нажимом произнёс он, одновременно указывая мне на стул.
Пожав плечами, Коркоран удалился, что-то злобно бормоча себе под нос. Наверняка какие-нибудь гадости, не иначе; хорошо, что я их не расслышала.
— Зачем пожаловала? — Филдинг свирепо смотрел на меня, а голубая жилка на его виске бешено пульсировала.
Хотя Тим пару раз терял терпение с моей особой (история с Питером не в счёт, я отношу её к разряду недоразумений), но в общем он малый спокойный, и надо очень постараться, чтобы вывести его из себя. Однако сейчас он был на пределе, и я его не осуждала.
— Что с Фостером? — Ох, не следовало начинать с вопроса!
— Я думал, это ты собираешься мне что-нибудь, рассказать, — рявкнул Тим, и голубая жилка задёргалась ещё сильнее.
— Верно, собираюсь, — спохватилась я; — Я хотела…
— Тебе известно, что мы поймали этого сукина сына? В аэропорту Кеннеди! С билетом в Солт-Лейк-Сити на руках! Опоздали бы на семь минут и остались бы с носом!
— Уф-ф… Он… сознался? — нашла я в себе мужество спросить.
— А то! Он был очень мил и всё нам выложил, — негромким любезным тоном ответил Филдинг. И тут же заорал: — Когда мы взяли его за шкирку, этот подонок произнёс только четыре слова: "Я требую вызвать моего адвоката"! (Я не осмелилась заметить, что слов на самом деле было пять.) Весьма вероятно, что мы никогда не сможем увязать вчерашнее происшествие с покушением на его сестёр, — неистовствовал мой приятель. — Всё, что нам удастся на него повесить, — это стычку с тобой. Кто-нибудь видел, как он наставил на тебя револьвер?
— Вряд ли. Там…
— Та-ак! Значит, в осадке у нас остаётся только нападение, к тому же невооружённое! — Филдинг в ярости помотал головой и презрительно закончил: — А всё потому, что ты не могла потерпеть несколько часов и попёрлась к Бромли! Тебя, видите, ли, любопытство замучило!
— Извини, Тим. Просто…
— Небось возомнила, что допросишь её лучше, чем мы?
— Ни в коем случае, но…
— Отныне не жди с моей стороны никакой помощи в твоих идиотских делишках. — И это был ещё не конец. — Знаешь, я тебя не понимаю. Твой план был принят к осуществлению; у нас была хорошая — чертовски хорошая! — возможность застукать эту грязную сволочь на месте преступления. А теперь нам никогда не прищучить его за то, что он сделал с теми несчастными девушками!
Похоже, Тим выдохся, и я открыла сумку:
— По-моему, ещё не всё потеряно. — На его стол лёг предмет, обёрнутый в носовой платок.
Филдинг тихо и протяжно свистнул.
— Будь я проклят, — пробормотал он, приподнял кончиком карандаша платок и уставился на моё подношение.
— Во вчерашней неразберихе Фостеру пришлось сбежать без этой штуковины. Я не успела тебе сказать по телефону, ты бросил трубку. Как ты полагаешь, он из этого револьвера стрелял в сестёр?
Поддёв револьвер за дужку, Филдинг приподнял оружие. Он не мог глаз от него оторвать, словно загипнотизированный холодной сталью.