Эллен! А я совсем о ней забыла!
— Ой, как хорошо, что позвонила! Я разыскивала тебя.
— Я вернулась полчаса назад. Провела целый день у Вики, мы вместе работаем. Послушай, я ужасно переживаю из-за того, что в пятницу тебе нагрубила.
— И ты ещё извиняешься! Это я во всём виновата. Поставила тебя в неловкое положение. Прости.
— Но ты ведь не нарочно. Старалась ради меня.
— Не нарочно. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. И всё же я вела себя как последняя дура. Если я пообещаю больше никогда так не делать, ты простишь меня?
— Боюсь, что нет.
— Но почему?
— Я только что разговаривала с Майком Линтоном, — хихикнула Эллен.
— И?..
— Он был очень мил. Мы проболтали минут пятнадцать и договорились встретиться в среду вечером.
— Эллен! — заверещала я. — Как я рада! Вы обязательно понравитесь друг другу, я это чувствую!
— Если и не понравимся, всё равно попробовать стоит.
— Верно. Знаешь, если дело не выгорит, то у Питера наверняка есть очень…
— Тётя Дез!
— Никто не собирается ему навязываться, — поспешила заверить я, — но вдруг он случайно в разговоре упомянет…
* * *
Жизнь определённо налаживается, решила я, попрощавшись с Эллен. Племянница идёт на свидание с удивительно симпатичным молодым человеком, и кто знает, чем закончится эта встреча. Я невольно представила холодильник Майка Линтона, набитый до отказа полупустыми упаковками с китайской едой. А ещё лучше то, что невеста Питера жива, — жива и поправляется. Мне же предстоит чудесный отпуск со Стюартом.
Но когда же я услышу Питера?
Он позвонил в четверть двенадцатого.
— Питер! — завопила я. — Это Мэри Энн! Девушка в больнице — Мэри Энн!
— Ты уверена? — осторожно осведомился он.
— Абсолютно! Сегодня я виделась с Шарлоттой Бромли. По её словам, кольцо Мэри Энн было с аметистом — его-то и обнаружили на руке выжившей девушки. Лучшего свидетеля, чем Бромли, не найти, поскольку она собственноручно сделала кольцо по заказу Мэри Энн!
— Слава богу! — выдохнул Питер. — Я всегда знал! — Речь его становилась всё быстрее и быстрее: — Но иногда меня охватывал страх: вдруг я просто внушил себе, что это Мэри Энн? А вчера в больницу приходил Ларри Шилдс, и он вёл себя так, словно в палате лежит Мередит. Наверное, он тоже внушил себе. Но теперь, когда её личность официально установлена, я не знаю, как тебя благодарить, Дезире.
И он разрыдался — глухо, душераздирающе, освобождаясь от боли и ужаса, давивших на него столько дней. А я к нему присоединилась. (Поплакать без меня? Не выйдет, я всегда составлю компанию.) И тоже не могла остановиться. Даже когда Питер взял себя в руки, я всё ещё проливала слезы.
Они хлынули с новой силой, когда Питер сообщил, что сегодня утром Мэри Энн вспомнила, как пила чай в Лондоне, когда была ребёнком. Я ревела, когда Питер принялся настойчиво приглашать меня в "Четыре времени года", дабы отметить счастливое событие. И не унялась, когда он извинился за то, что довёл меня до слез.
— Это ведь я тебя завёл, да? — виновато переспросил он. — Прости, я расслабился. Наверное, слишком долго держал всё в себе, а теперь, когда я счастлив, оно и вырвалось наружу.
— Понимаю. — Я в последний раз шмыгнула носом и утёрла глаза. — А я реву от радости за тебя. Пожалуй, теперь нам обоим надо хорошенько отдохнуть.
— Отличная идея. Позвоню тебе утром. И — огромное спасибо, Дезире. За всё.
А потом я сидела и размышляла, и на душе становилось тяжелее и тяжелее. Неужто лишь несколько минут назад я ликовала вместе с Питером? А пару часов назад была довольна жизнью вообще? В тот момент мне, было трудно в это поверить. Потому что в тот момент меня не отпускала мысль о трагедии, случившейся с Мередит Фостер.
И я снова заплакала, на сей раз не от радости.
Я вспомнила, как Мередит выхаживала смертельно больного мужа. И как заботилась о сестре. И как была талантлива и предана своей профессии. Надо же чтобы это случилось, когда её карьера пошла в гору, а в её жизни появился любящий мужчина.
Ну почему в ссоре между братом и сестрой Мэри Энн заняла нейтральную позицию? Почему не встала на сторону Мередит?
Да что со мной, одёрнула я себя. Ведь расследование закончилось так, как я хотела, а Питер просто на седьмом, небе от счастья!