Отвлекусь на характеристику источника, из которого черпаю факты. Биограф Ежова А. Полянский — бывший полковник КГБ, и книгу о Ежове он написал в духе того, что Ежов-де ни в каком шпионаже не виноват, а просто он добросовестно выполнял приказы Сталина, а потом Сталин за ненадобностью приказал сфабриковать на Ежова дело о шпионаже. Такая-де у них, работников КГБ, судьба — честно трудиться на хозяина, а потом, если не успеешь сбежать за границу, как Калугин и сотни «честных работников КГБ», то хозяин тебя же и убьет. Полянский изучил уголовное дело Ежова, но практически нигде в своей книге прямо не цитирует документы из него — не закавычивает текст, а пишет «художественно» — так, как будто он был свидетелем допросов. Это удобно, поскольку можно текст протоколов подправить так, как хочется автору. Тем не менее даже из такого тенденциозно составленного описания фактов Ежов с трудом подходит на роль «жертвы сталинизма».
Следователи НКВД сначала полагали, что Ежов работал на польскую разведку, но он в этом не признался, а фактов у следствия не было. Тогда, по-видимому, следователи внимательно изучили факты его биографии, и Ежов заговорил. В нижеследующей цитате Полянский, надо думать, близко к тексту дал содержание подлинного протокола допроса Ежова.
«— Когда вы стали германским шпионом?
— Я завербован в 1930 году. В Германии, в городе Кенигсберге.
— Как вы туда попали?
— Меня посылали в Германию от Наркомзема. За мною в Германии ухаживали, оказывали всяческое внимание. Наиболее предупредительным вниманием я пользовался у видного чиновника министерства хозяйства Германии Артнау. Будучи приглашен в его имение близ Кенигсберга, проводил время довольно весело, изрядно нагружаясь спиртными напитками. В Кенигсберге Артнау часто платил за меня деньги в ресторанах. Я против этого не протестовал. Все эти обстоятельства уже тогда меня сблизили с Артнау, и я часто, не стесняясь, выбалтывал ему всякого рода секреты о положении в Советском Союзе. Иногда, подвыпивши, бывал еще более откровенным с Артнау и давал ему понять, что я лично не во всем согласен с линией партии и существующим партийным руководством. Дело дошло до того, что в одном из разговоров я прямо обещал Артнау обсудить ряд вопросов в правительстве СССР по закупке скота и сельскохозяйственных машин, в решении которых была крайне заинтересована Германия и Артнау.
— А как немецкая разведка завербовала Жуковского? Вербовка осуществлялась через вас?
— Шпионскую связь с Жуковским я установил в 1932 году при следующих обстоятельствах: Жуковский тогда работал в качестве заместителя торгпреда СССР в Германии. Я в то время был заведующим Распредотдела ЦК ВКП(б). Как-то, находясь в Москве, Жуковский обратился ко мне с просьбой принять его для переговоров. До этого я с Жуковским знаком не был и впервые увидел его у себя в кабинете в ЦК. Меня удивило, что Жуковский начал мне докладывать о положении в берлинском торгпредстве СССР по вопросам, к которым я никакого отношения не имел. Я понял, что основная причина посещения меня Жуковским, очевидно, заключалась не в том, чтобы посвятить меня в состояние дел советского торгпредства в Берлине, а в чем-то другом, о чем он предпочитает пока молчать и ожидает моей инициативы. Незадолго до приезда Жуковского в Москву в бюро загранячеек, которое тогда входило в состав Распредотдела ЦК ВКП(б) и было подчинено мне, поступили материалы, характеризующие Жуковского крайне отрицательно. Из этих материалов было видно, что Жуковский провел ряд торговых операций, которые были убыточными для Наркомвоенторга. Из этих материалов было также видно, что Жуковский в Берлине путался с троцкистами и выступал в их защиту даже на официальных партийных собраниях советской колонии. На этом основании партийная организация советской колонии настаивала на отзыве Жуковского из Берлина. Зная, что эти материалы должны поступить ко мне, Жуковский, видимо, и ожидал, что я первый начну с ним разговор по поводу его дальнейшей работы за границей. После того, как Жуковский закончил свою информацию, я напомнил ему о промахах в его работе. Жуковский дал мне свои объяснения и в конце беседы спросил мое мнение о том, может ли он продолжать свою работу в советском торгпредстве или будет отозван в Москву. Я от ответа уклонился, обещал ему разобраться в материалах и результаты сообщить. В то же время у меня возникло решение передать все компрометирующие Жуковского материалы в Берлин, чтобы их мог использовать Артнау и завербовать Жуковского для сотрудничества с германской разведкой. Я считал Жуковского своим человеком, и любое мое поручение по линии немецкой разведки он беспрекословно выполнял. Жуковский имел необходимые условия свободного доступа ко всем материалам КПК, и он ими пользовался, когда германская разведка требовала от него материалы по тому или иному вопросу. В НКВД я ему создал такие условия, что он для шпионских целей мог пользоваться информацией через секретариат НКВД по любым вопросам»