Пока Ярла в девчонках ходила, не уезжал отец так далеко. По окрестным-то селениям, конечно, приходилось ездить: в одном городе, да еще в таком небольшом, как родной Ярлин Фейрен, не часто сумеречному охотнику дело находится. Отсутствовал, бывало, Ольмар дня три, пять, случалось, и целую неделю, по всему Илленийскому княжеству путешествовал. Ярла со старой своей нянькой Ниланой оставалась. Но надолго не покидал их в то время отец.
После, как минуло Ярле пятнадцать лет, стал Ольмар брать дочь в поездки по Иллении с собой. Надо же ей опыта набираться. На всю жизнь осталось с Ярлой воспоминание, как на одной такой их общей охоте сказал отец: "Сегодня ты стрелять будешь". В первый раз сказал.
У опушки Оленьего леса дело было. Оборотный зверь, в деревне Верхний Райл объявившийся, днями скрывался в чаще. Эту его повадку отец с дочерью угадали. Устроили засаду с вечера: ждать, когда оборотень под покровом ночи к деревне пойдет. Вот тут-то и объявил Ольмар дочери: мол, будешь стрелять.
Ярла в грязь лицом не ударить постаралась, волнения не показать. В их деле самообладание нужно. А потеряешь его - пиши пропало: не только работу не сделаешь, сам ларву в лапы попадешь.
И вот, дожидаются они появления зверя - у Ярлы сердце так и стучит. А вдруг окольной дорогой пойдет? Вдруг про них, охотников, догадался? Вдруг промахнется она? Вот это, последнее, хуже всего. Стыдно потому что. Отец, конечно, тут же сам по цели выстрелит, но про себя-то подумает: вот дуреха, чему только учил!.. А темно-то как... луна из-за туч смутным намеком на проблеск виднеется. Ничего-то при таком свете не разглядишь. Промчится зверь мимо черной тенью, и был таков. Не избежать промашки.
Помчался. Ярла вся в зрение обратилась, впилась взглядом в силуэт на фоне чуть светлеющего неба. Наложила стрелу на лук, натянула тетиву. Лук, стрела, мишень - отдельно ни на чем из этого не сосредотачиваться. На всем сразу - общая картина в уме. И - не целиться, а только видеть эту точку, одну-единственную, куда стрела пойти должна, в середине силуэта темного. Долго, годами учиться надо, чтобы вот так, интуицией руководствуясь, стрелять. По неподвижным мишеням - долго, а потом по движущимся - еще дольше. Было у Биргов возле дома, на своем куске земли, стрельбище обустроено с разными учебными приспособлениями. Многие из них Ольмар сам выдумывал. По живым целям, по птицам не одобрял тренировочной стрельбы, даже обычной охоты - той, что на лесных обитателей - не любил. И Ярла по его примеру. А бывало, и без всяких хитрых механических мишеней обходились. Наберет Ольмар мешок яблок и знай себе швыряет в небо: упражняйся, стреляй. Или еще велит дочери глаза завязать и на слух, по какой-нибудь шумящей искусственной цели метиться.
И - отпустила Ярла тетиву. Зверь за миг до того чуть сбавил ход, упростил задачу. Не промахнулась она в тот раз. После - бывало, и отец следом за ней стрелял. Потом, дома, днями напролет изводил упражнениями на стрельбище. Пока не уверился, что из десяти Ярлиных стрел девять в любые мишени точно попадают, одну дочку охотиться не отпускал. Зато уж как отпустил - не было такого, чтобы на охоте раз за разом все ее выстрелы мимо цели проходили. Если бы было, может, самой Ярлы уже бы не было.
Пока вместе Ольмар и Ярла ездили, случалось, видят их вдвоем и не верят, что отец и дочь, так непохожи. Ольмар голубоглазый, волосы пшеничного цвета, лицо широкое, открытое. А Ярла узколицая, одни скулы да подбородок острый, волосы как медь и глазища зеленые. Отец загорелый всегда, а к ней словно и не прикасается солнце, настолько кожа светлая. В общем, не девка, а бритва какая-то. Такое вот прозвище в округе ей дали, слышала его, бывало, за своей спиной. Как первый раз услышала - захотелось тому болтуну ответить, а может, и запустить чем-нибудь в него. Только не бритвой - чего нет, того нет. Ножом из перевязи, которая крест-накрест на груди, или кинжалом, который на поясе в ножнах. Но нельзя. Видуны на ларвов охотятся, а людей оберегают. Всяких. Не исключая таких вот, которые злят. А потом и гнев прошел, и даже понравилось: бритва. Ну пусть - Бритва.
