Он поднялся и обратил взгляд с мертвеца на Рафаэля. Поразительная картина: красивый молодой человек, запечатленный в полупрофиль, освещенный для придания большей чувственности. Габриель предположил, что этот портрет был написан, когда Рафаэль жил и работал во Флоренции, по всей вероятности, между 1505 и 1508 годами. Плохо, что такое случилось со стариком, – какое это было бы удовольствие – реставрировать подобное полотно!
Он прошел назад в холл, остановился и посмотрел вниз. На мраморном полу остались кровавые следы. Ничего с этим не поделаешь. Он был научен в подобных обстоятельствах быстро уходить, не заботясь об оставшемся беспорядке или о шуме.
Он собрал свои вещи, открыл дверь и вышел. Дождь шел еще пуще, и когда он дошел до калитки в конце выложенной плитами дорожки, от него уже не оставалось кровавых следов.
Он быстро шагал, пока не дошел до проспекта – Крэбюль-штрассе. По склону холма спускался трамвай № 6. Габриель проследовал наперегонки с ним до остановки, быстро шагая, но не бегом, и вскочил в вагон без билета.
Трамвай тронулся с места. Габриель сел и посмотрел направо. На стене вагона черным несмываемым маркером была нарисована свастика поверх звезды Давида. Под этим два слова: JUDEN SCHEISS.[2]
* * *
Трамвай привез его прямо к Главному вокзалу. На вокзале, в подземной галерее, он купил за невероятно высокую цену кожаные сапоги «Балли». Наверху, в центральном зале, он сверился с расписанием поездов. Поезд на Мюнхен отправлялся через пятнадцать минут. Из Мюнхена он мог вечером вылететь назад в Лондон, где сразу поедет к Ишервуду домой в Саут-Кенсингтон и задушит его.
Он купил билет первого класса и отправился в туалет. В кабинке он сменил туфли на новые сапоги. Прежде чем выйти, он бросил туфли в мусорный бак и накрыл их бумажными полотенцами.
К тому времени когда он вышел на платформу, пассажиры уже садились в поезд. Он вошел во второй вагон и прошел по коридору к своему купе. Там никого не было. Минуту спустя, когда поезд тронулся, Габриель закрыл глаза, но перед его мысленным взором возникли лишь мертвец, лежавший под картиной Рафаэля, и два слова, нацарапанные на трамвае: JUDEN SCHEISS.
Поезд замедлил ход и остановился. По-прежнему у платформы. Габриель услышал в коридоре шаги. Затем дверь в его купе распахнулась словно от взрыва бомбы, и двое полицейских ворвались внутрь.
В шестистах милях к западу, в баскском городе Витория на площади Испании сидел в аркаде в прохладной тени Англичанин и пил кофе в кафе. Хотя он понятия не имел о том, что произошло в Цюрихе, эти события скоро изменят его упорядоченную жизнь. А пока что его внимание было сосредоточено на входе в банк.
Англичанин заказал еще один кофе с молоком и закурил сигарету. Он был в шляпе и солнцезащитных очках. Волосы его блестели, отливая серебром, как у преждевременно поседевшего человека. Песочный поплиновый костюм совпадал по цвету с преобладающими в Витории зданиями, позволяя ему, подобно хамелеону, сливаться с окружающей средой. Казалось, он был всецело поглощен утренними выпусками «Эль мундо» и «Эль пайс». На самом же деле это было не так.
На светло-желтой каменной стене какой-то мастер граффити нацарапал: «ТУРИСТЫ, БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ! ВЫ БОЛЬШЕ НЕ В ИСПАНИИ! ЭТО СТРАНА БАСКОВ!» Англичанину не стало от этого не по себе. Если по какой-то причине сепаратисты нацелятся на него, он был уверен, что сумеет за себя постоять.
Взгляд его снова уперся в дверь банка. Через две-три минуты кассир по имени Фелипе Наварра отправится на дневной перерыв. Его коллеги считали, что он едет домой на ленч и сиесту с женой. А жена считала, что он втайне встречается со своими баскскими политическими единомышленниками. На самом же деле Фелипе Наварра отправится в многоквартирный дом в старом городе, возле площади Вирхен Бланка, и проведет послеполуденное время с любовницей, черноволосой красоткой Амайей. Англичанин знал это, так как уже почти неделю следил за Наваррой.
В час пятнадцать Наварра вышел из банка и направился в старый город. Англичанин оставил пригоршню песет на столе – достаточно для оплаты счета и щедрых чаевых официанту – и тихо последовал за ним. Выйдя на забитую людьми торговую улицу, он держался на расстоянии от Наварры. Сближаться не было нужды. Он знал, куда направляется преследуемый им зверь.
