Закипел чайник. Шипенье вырывающего из носика пара отвлекло Игоря от грустных мыслей. С чашкой растворимого кофе он вернулся к креслу, закурил новую сигарету и предался более радостным размышлениям.
Все же, как приятно ощущать себя хозяином, знать, что ни от кого не зависишь и что можешь делать что угодно без чьего либо разрешения.
Вспомнил, сколько нервов стоило переставить шкаф в комнате. Мать довела себя до истерики, привычные лекарства не помогли, пришлось вызывать скорую.
Тогда они только поженились. Мать, которая с самого начала была против их брака, встретила невестку неприветливо, но не пустить в квартиру не осмелилась. Чувствовала: если поставит сына перед выбором, решение Игоря будет не в ее пользу. Но окончательно смириться так и не смогла.
Шкаф нужно было переставить. Игорь давно хотел, но раньше сам не решался. Дверь в его комнату наполовину состояла из стекла, и он не собирался выставлять свою интимную жизнь на всеобщее обозрение.
Пока мать была на работе, вдвоем с Юлей они развернули его таким образом, чтобы он загораживал кровать. Юля предложила еще повесить занавеску на дверь и приделать задвижку, но до этого так и не дошло. Одного скандала хватило, чтобы отбить охоту что-то делать.
Остается только диву даваться, как их брак сразу же не распался. Наверное, лишь благодаря Юлиному терпению. Ведь мать до последнего верила, что сможет вбить клин в их отношения и не жалела сил, умения и актерского таланта, чтобы претворить в жизнь коварный замысел.
Не знала только одного, что заговор давно уже созрел, и общая цель вырваться из домашнего кошмара, только скрепила узы, связывающие сына с ненавистной невесткой.
А когда мать узнала, что они ее покидают, грудью стала у двери.
Не бывать этому! Не пущу!
А потом, осознав тщетность своих усилий, сидела в уголке на диване, маленькая, несчастная, сразу постаревшая, и горько плакала. У Игоря сердце сжалось от боли, он чувствовал себя последним подонком, готов был свалиться на колени, вымаливать прощение…
Но как-то смог пересилить себя. И хорошо, что смог.
Не будет же мать вечно сердиться, когда-то же отойдет и простит. Ведь, кроме сына у нее и родни никакой нет.
Днем он пробовал несколько раз ей позвонить, но она не желала с ним разговаривать и давала отбой…
Посмотрел на мобильник, сиротливо лежавший на столике, зачем-то взял его в руки. Включил подсветку. Три часа ночи. Не лучшее время для звонка, хотя и был почти уверен, что мать не спит. Да и позвонить с веранды невозможно. Цивилизация еще не дошла до этих краев. Единственное место, где появлялась мигающая сиротливая черточка приема, было на противоположном конце двора за старым полуразвалившимся сараем.
Идти ночью в такую погоду, чтобы нарваться на очередную порцию гневных тирад желания не возникло. Да и жутковато, если по правде. Здесь в деревне, все не так, как в городе. Нет привычных звуков автомобилей, человеческих голосов, света уличных фонарей. Как будто иной мир, чужая планета со своими правилами и устоями, к которым нужно привыкнуть, изучить и смириться.
Игорь оставил бесполезную мобилку, допил последний глоток кофе, в несколько жадных глубоких затяжек докурил сигарету, выбросил тлеющий окурок за дверь веранды. Проследил, как красный огонек, прочертив дугу, шлепнулся в лужу и потух. Поежился от сырости, захлопнул дверь, задвинул засов.
Спать не хотелось, слишком много мыслей скопилось, они будоражили, возбуждали сознание, но делать все равно было нечего. Тихонько пробрался в спальню, услышал легкое спокойное дыхание жены и в который раз позавидовал ее сладкому сну. Забрался под одеяло, прильнул к теплому телу, согрелся и незаметно для себя быстро уснул.
Утро радовало ярким солнечным светом. Его косые лучи каким-то чудом нашли лазейку сквозь узкие, запыленные с потеками закаменевшей грязи щелочки, нежно коснулись лица, игриво пощекотали за носик. Юля сморщилась, несколько раз вдохнула воздух, сморщилась, чихнула и лишь после этого открыла глаза.
Пробуждение было необычным, без привычных, въевшихся в сознание, звуков городской суеты и от того — приятным и беззаботным. Новое утро предвещало начало новой жизни или нового ее этапа, что, в сущности, означало одно и то же. Позади осталась не только обыденная ночь, она словно избавилась от тягостного кошмара, который немыслимо затянулся, отравляя тупой безысходностью последние несколько лет ее жизни.
