Здесь, на ноте детского обожания, она сделала паузу. Потом был год, когда тетя Флоренс вернулась на родину, но время от времени писала и заказывала роскошные подарки в лондонских магазинах. Она появилась снова, когда Урсуле минуло шестнадцать и она готовилась к окончанию школы.
— Это было божественно. Она взяла меня к себе домой. У нее был дом в Лондоне, и она вывозила меня в свет, и дарила мне подарки, и все такое. Она была моей доброй феей. Она устроила бал в мою честь.
Урсула поколебалась.
— Я встретила Фабиана на этом балу, правда, Фабиан?
— Это был великолепный вечер, — отозвался Фабиан. Он устроился на полу возле ее стула и закурил трубку.
— А потом наступил сентябрь 1939 года, и дядя Артур стал поговаривать, что лучше нам вернуться в Новую Зеландию. Тетушка Флоренс хотела бы остаться и помогать фронту, но он продолжал вызывать ее телеграммами.
Сдержанный голос Теренции Линн прервал повествование.
— В конце концов, — произнесла она, — он был ее мужем.
— Ну, ну! — примирительно сказал Дуглас Грейс и погладил ее по колену.
— Да, но она бы блестяще справилась с такой работой! — парировала Урсула. — Мне всегда не нравилась его настойчивость в этом вопросе. Я считаю, это был эгоизм. Он мог обойтись без нее и этим внес бы личный вклад в дело победы.
— Но он прожил три месяца в доме для инвалидов, — произнесла Теренция холодно.
— Я знаю, Терри, и тем не менее. В общем, после Дюнкерка он телеграфировал снова, и мы выехали. Я бы могла куда-нибудь поступить, но мысль о разлуке подавляла ее. Она сказала, что я слишком молода, чтобы оставаться одной, да и ей будет одиноко без меня, и я поехала. Конечно, я тоже этого хотела.
— Естественно, — пробормотал Фабиан.
— И к тому же во время путешествия надо было заботиться о тебе.
— Да, у меня в то время были приступы, — сказал Фабиан, — Урсула служила чем-то вроде буфера между мной и Флосси. Флосси вела себя, как вице-адмирал запаса, и благодаря Урсуле я сохранил рассудок, если не жизнь.
— Это несправедливо, — возразила Урсула, правда, несколько смягчившись. — Ты неблагодарный, Фэб.
— Неблагодарный по отношению к Флосси, которая регламентировала тебя во всем. Но продолжай, Урси.
— Я не имею представления, сколько времени мистер Аллейн может уделить нашим воспоминаниям, — учтиво начал Дуглас Грейс. — Но я весьма сочувствую ему.
— У меня сколько угодно времени, — заверил его Аллейн, — и мне чрезвычайно интересно. Итак, все вы прибыли в Новую Зеландию в 1940 году, не правда ли, мисс Харм?
— Да. Мы прибыли прямо сюда. После Лондона атмосфера здесь казалась очень сердечной, но провинциальной. Однако вскоре после нашего приезда скончался член парламента, представлявший этот район, и ее попросили занять его место. Все стало сразу таким драматичным… В этот момент появилась ты, Терри, не так ли?
— Да, — ответствовала мисс Линн, позвякивая спицами, — в этот момент я и появилась.
— Тетя Флосси изумительно относилась ко мне, — продолжала Урсула. — Видите ли, она не имела своих детей, поэтому я многое для нее значила. По крайней мере, так она говорила. Жаль, что вы не слышали ее на собраниях, мистер Аллейн. Она обожала, когда ее забрасывали вопросами. Она была стремительна, как молния, и совершенно неустрашима, правда, Дуглас?
— Она умела с ними обращаться, — согласился Грейс. — К моему приезду у нее хватало забот. Я вспоминаю заседание, когда какая-то женщина крикнула: «Вы думаете, это справедливо, что вы попиваете коктейли и шампанское, а я своим детям не могу яйца купить?!» Тетя Флосси откликнулась моментально: «Я буду давать вам по дюжине яиц за каждый выпитый мною алкогольный напиток!»
— Потому что, — пояснила Урсула, — она вообще никогда не пила, и многие знали об этом и зааплодировали, а тетя Флосси добавила: «Это просто несправедливо. Вам совершенно неизвестны мои бытовые привычки». Еще она сказала: «Если дела у вас настолько плохи, вам следует обратиться в Комитет помощи. Мы отправляем массу яиц с Маунт Мун именно туда».
Голос Урсулы зазвучал менее уверенно. Дуглас Грейс подхватил с громким смехом:
— Тогда эта женщина закричала: «Я уж лучше обойдусь вообще без яиц!» И тетя Флосси сказала: «Особенно в этот момент, когда я на трибуне».
