– Согласен. У меня есть такие спецы, – не без гордости заявил Балагула. – Но нужен план дома.
– Я могу нарисовать его с закрытыми глазами.
– Да? – удивился Балагула. – Так значит, вы уже планировали нечто подобное?
– Голая интуиция, – уклонился от прямого ответа Клевахин. – Оперативник обязан предусмотреть если и не все, то многое.
– Ну-ну… – в восхищении покачал головой Балагула. – Вы останетесь за кадром?
– Нет! Я пойду с вами. Надеюсь, вы маски захватили?
– Обижаете, гражданин начальник… – хитро ухмыльнулся бывший опер.
– Значит, и для меня одна найдется.
– Возьму у водителя.
– И еще: в доме находится похищенная Джангировым девушка и я настоятельно прошу, чтобы с ее головы не упал даже волос.
– Девушка? – Балагула недоуменно хлопал ресницами. – Ну… как скажете…
– Не забудь приказать своим парням. Для меня это очень важно. Понял?
– Не совсем, но будет сделано.
– Еще раз напоминаю – никто не должен обо мне знать. В том числе и твой босс Базуль. Это существенно и для тебя. Думаю, что не нужно объяснять, почему.
– Я понял. Согласен. Ну что, вперед?
– И не иначе… – С этими словами Клевахин достал из "опеля" автомат и запасные магазины и спрятал все это хозяйство под одежду.
– Не хило… – с уважением посмотрел на него Балагула.
Майор промолчал. В мыслях он был рядом с Лизаветой. И когда Клевахину в голову приходило, что, может быть, сейчас Джангиров совершает над ней свой сатанинский обряд, уже немолодая кровь опера буквально закипала.
Ночь обещала быть хлопотной.
Чижеватов выглядел уставшим и озабоченным. Подливая Егору Павловичу чай, он жаловался:
– Как теперь работать, ума не приложу. Если буду платить все налоги, то по миру с торбой пойду. А утаивание доходов всегда чревато. Рано или поздно все равно где-нибудь случится прокол. Налоговая полиция свирепствует, все хочет побольше денег выколотить, чтобы было чем кормить ораву чиновников.
Может, плюнуть на все и устроить себе пенсию? А что – если буду экономно расходовать свои сбережения, лет на двадцать хватит. Много ли мне надо? А больше при такой жизни я вряд ли проживу. Понимаешь, очень неприятно чувствовать себя преступником. Не то, чтобы совесть заела, но все равно как-то не по себе.
– Тебе можно играть на тотализаторе. В собаках ты разбираешься дай Бог каждому. А наличные деньги, заработанные на собачьих боях, никакая налоговая полиция не сможет сосчитать. Ко мне в свое время тоже приходили, интересовались… Но ведь к каждому человеку надсмотрщика или счетовода не приставишь. Так что я тоже грешен… и не только в том, что в налоговой декларации указывал гораздо меньшие, липовые суммы, полученные мною за резные работы. За бой Грея ты тоже отвалил мне весьма солидный куш. О котором я, понятное дело, не тороплюсь сообщать кому нужно.
– Если учесть, как лихо государство ограбило нас своими денежными реформами, то мы вправе вообще наплевать на всякие дурацкие законы. Но с другой стороны – и это самое страшное – мы почти все стали ворами. Пусть поневоле и не от хорошей жизни, но все же… Если так пойдет и дальше, то в недалекой перспективе можно будет всю страну обнести колючей проволокой и сделать зону, в которой одна половина окажется на положении зэков, а вторая – будет охранять. А через два-три года нужно меняться местами, так как и у тех, кто исполняет закон, рыло тоже в пуху. Вот будет благодать.
– Да-а, дела… – Старик задумался о чем-то своем.
Немного помявшись, Чижеватов наконец спросил:
– Как ты?..
– Откровенно говоря, не очень… И Грей что-то хандрит. Как бы не заболел.
– Срочно к ветеринару! – встревожился Михаил Венедиктович. – Что же ты молчал?
– Так получилось… Слушай, а у тебя "крыша" есть? – вдруг ни с того, ни с сего задал вопрос старик.
– Почему ты спрашиваешь? – удивленно воззрился на него Чижеватов. – На тебя кто-то наезжает?
– Если это тайна, то можешь не отвечать.
– Да какая там тайна, – сокрушенно махнул рукой Михаил Венедиктович. – Я хожу под Базулем. Есть такой сукин сын. Говорят, что он вор "в законе". Отстегиваю ему, конечно, кое-что. Куда денешься. Но берет он по-божески. У него есть конкурент, Чингиз, такая же сволочь, так тот сдирает со своих подопечных три шкуры. Мне, можно сказать, повезло. У меня имеется и своя охрана, ты знаешь, но это больше от мелкой шушеры. Сейчас столько расплодилось всякого дерьма…
