Мужчина, посмотрев долгим взглядом на старика, сумрачно кивнул и нехотя протянул ему оружие.
– Отлично, – бодро сказал Егор Павлович. – А теперь свяжите ему руки… вон там лежит лента. Да покрепче!
Нам пора отсюда убираться…
Дачную зону они покинули без приключений. Старик не стал предлагать мужчине подбросить его к городу – лишние предосторожности еще никому не вредили. Лучше если бывший пленник не будет знать ни имени своего освободителя, ни номера "джипа", по которому легко разыскать владельца автомобиля. Впрочем, мужчина и сам к этому не стремился. Он нашел в коттедже сотовый телефон и, едва они оказались в лесу, вызвал свою машину и охрану.
– Я просто не знаю, как вас благодарить… – Мужчина тряс руку Егора Павловича со слезами на глазах. – Деньги?.. Нет? Я так и знал. Вот вам моя визитка, адрес квартиры и офиса. Звоните, приходите в любое время дня и ночи. – Он приблизил губы к уху старика и шепнул: – Ваш личный пароль "дачи". Скажите его – и вам откроются все двери. Я готов оказать любую услугу, любую помощь. Я ваш должник. Крупный должник. Сегодня я родился во второй раз…
Старик промолчал и поторопился уйти, чтобы бывший пленник не увидел на его лице саркастическую ухмылку. Он прожил достаточно долго, чтобы знать истинную цену таким благим порывам и обещаниям…
Утро застало его далеко от города. Он вез крепыша на свою "базу" – заброшенный лесопильный завод, построенный в далекие тридцатые годы на окраине ныне выморочной деревеньки. То, что Егор Павлович надумал, требовало предусмотрительности, дьявольской хитрости и осторожности сапера, идущего по минному полю.
На дачу участкового Бочкина майор добирался с соблюдением всех канонов конспирации. Конечно, насколько он был силен в этом несвойственном оперативнику угрозыска деле. В конце концов Клевахин признался себе, что у шпионов и впрямь нелегкая профессия. Такая мысль пришла ему в голову, когда он, помотавшись по улицам часа два и выехав за город, чесал напрямик через едва прикрытую снегом пахоту, чтобы в очередной раз проверить нет ли за ним "хвоста" – по уже подтаявшему вспаханному полю не пройдет даже козырный импортный "джип". Когда майор дошел до лесополосы, за которой начиналось шоссе, то вдруг ощутил неистовое желание бросить к чертовой матери службу и немедленно уйти на пенсию. Сердце прыгало в груди будто привязанный на резинке мячик, а уставшие до онемения ноги выписывали кренделя даже на ровной поляне.
Поймав попутку, Клевахин возвратился на окраину города, где, выждав момент, едва не на ходу заскочил в автобус, следующий в район рабоче-крестьянских "фазенд". Устроившись на задней площадке, он неотрывно наблюдал за движущимися позади дряхлого ПАЗа машинами все те полчаса, которые заслуженный инвалид преодолевал рытвины и колдобины проселка. Но, кроме обогнавших автобус двух грузовиков и "Таврии" с молоденькой девушкой за рулем, ничего существенно опасного он так и не высмотрел.
И все равно к домику участкового Клевахин подошел по темноте, опять-таки на всякий случай послонявшись около часа еще и по дачному поселку.
– О-ох… – Лизавета зарделась маковым цветом и едва сдержалась, чтобы не упасть ему на грудь. – Это вы…
Господи, до чего я рада! Ужинать будете?
– Холостяк, как солдат, всегда голоден. Между прочим, вкусно пахнет. – Майор с шумом втянул воздух. – Ну до чего здорово…
– Что именно? – несмело спросила Лизавета, быстро накрывая на стол.
– Это трудно объяснить… Уф-ф! – Клевахин плескался под умывальником с таким азартом, что брызги летели во все стороны. – В моем скудном лексиконе есть одно весьма расплывчатое понятие, которое называется "семейный дух". В общем это целый комплекс с массой составляющих – или ингредиентов, если по научному – непременным компонентом которого является, пардон, слабый пол. Ни один холостой мужчина, пусть он хоть трижды чистюля и заслуженный повар страны, не в состоянии создать в своем жилище неповторимую гамму запахов, которые действуют будто сильное успокоительное, как это может самая обычная, а еще лучше – любящая женщина.