– Хочешь сказать, что теперь уже я у тебя в долгу?
– Бога ради! О чем базар! Если вас не устраивает ремонт или вы боитесь сесть на крюк, как выражаются ваши коллеги, то можете прямо сейчас содрать линолеум и обои и раздербанить в пух и прах облицованные стены. Я сделал это от чистого сердца и без задней мысли. Да, у нас есть с вами уговор помогать друг другу, но, по моему мнению, ничего предосудительного в нем нет.
– Так уж и нет?
– Откройте Конституцию или уголовно-процессуальный кодекс, Николай Иванович. Я пока такой же гражданин, как и большинство. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Имею полное право общаться с соотечественниками, а также иностранцами, где угодно, когда угодно и с кем угодно. В том числе и с сотрудниками правоохранительных органов. Надеюсь, я не нахожусь в разработке лично у вас?
– По моей парафии ты не проходишь…
– Намекаете? Тогда осмелюсь вам доложить, что не только я под колпаком, но и вы – если судить по настенной "росписи" в вашей квартире. И еще неизвестно, у кого он тяжелее.
– Считай, что ты меня уболтал. Но деньги за ремонт я все равно отдам… позже.
– Как вам угодно, – пожал своими широченными плечами Балагула. – Я попрошу, чтобы подсчитали, во что он обошелся. Но повторяю – деньги мне не нужны.
– А что тебе нужно?
– Об этом мы уже говорили. И не более того.
– Верно, говорили. И я согласился посодействовать. Насколько это в моих силах. А счет все равно пусть предоставят.
– Сам упрямый, видел упрямых, но чтобы до такой степени… – Балагула сделал трагическую мину.
– Это единственное мое достояние. Уж извини – что есть, то есть.
– Так мы поужинаем или как? Я голоден, словно волк.
– Открой холодильник и ставь на стол все, что ты принес пока меня не было дома. Вместе с "Абсолютом".
– Догадливый вы, Николай Иванович. Только этот тормозок сюда притаранил не я, а посыльный из супермаркета. Я все заказал от вашего имени. Так сказать, во избежание…
– Ладно, чему быть…
Только сейчас майор почувствовал, что и у него кишки играют марш. "У Михеича" он больше пил, чем закусывал, а потому при виде деликатесов, умело разложенных Балагулой по тарелочкам, у него началась выделяться, как у собак великого экспериментатора доктора Павлова, обильная слюна.
Бутылку шведской водки они допили в полном молчании, налегая на еду с таким воодушевлением, будто голодали по меньшей мере неделю. Лишь когда заварили кофе и на столе появился отменный армянский коньяк, отяжелевший от сытной пищи Балагула лениво спросил:
– А как вам дверь?
– Дверь? Ах, да, за замки спасибо…
– Разве вы ничего не поняли? – искренне удивился Балагула.
– Что я должен был понять?
– Она ведь новая, сейфового типа. Теперь ее снарядом не прошибешь. А обивку оставили старую. Чтобы никто не подумал, что вы… хе-хе… удачно женились или разыскали в Америке богатого дядюшку.
– Такая дверь – это хорошо, – вынужден был согласиться Клевахин. – А то у меня как-то руки не доходили…
– Я рад, что хоть в этом вам угодил.
– Ладно, подзакусили маленько, пора и к делу переходить. Зачем меня разыскивал?
– Вы слыхали, что случилось позавчера в "Малибу"?
– Краем уха. Знаю только, что ОМОН замел толпу воров "в законе", собравшихся на сходняк. Как ты понимаешь, вся эта история проходит по профилю другой конторы и угрозыску она по барабану. Что, и твой пахан влип? – ехидно ухмыльнулся майор.
– Уже отпустили… – сумрачно ответил Балагула. – У вас с ним, я вижу, взаимная "любовь"…
– А как же. Столько лет, можно сказать, рука об руку… Только он всегда почему-то предпочитал "браслеты".
– Не о нем речь, – досадливо поморщился помощник "положенца". – Можно подумать, что у вас с Бузыкиным все ладно да складно. Начальников не выбирают, они сами нам на шею садятся.
– И то верно.
– Николай Иванович, нас кто-то стравливает.
– Кого это – нас?
– Не прикидывайтесь недалеким. Все вам известно очень даже неплохо.
– Почему ты так думаешь? У меня своих забот полон рот. Ваши разборки меня не касаются. И если честно, то я совсем не испытываю сострадания, когда завалят какого-нибудь вашего "быка". Он должен был знать, чем заканчивается погоня за грязными деньгами.
