Старик резко остановился, будто перед ним выросла незримая стена, а затем круто повернул обратно.
Но они все равно его заметили.
– Эй, мужик! Погоди!
Старик хотел было сделать вид, что не слышит их и прибавить шагу, но неожиданно проснувшееся мужское достоинство, все еще тлеющее под пеплом прожитых лет, заставило его застыть на месте и с вызовом посмотреть прямо в наглые зенки молокососов.
– Ну? – сказал он спокойно.
– Курнуть есть?
– Не балуюсь, – коротко ответил он.
– Слышь, Серый, этот старый козел не курит… гы-гы… – глупо осклабился чернявый.
– Тогда какого хрена он здесь ошивается? Дай ему, Кирюха, по сопатке и пусть дальше пылит, – лениво посоветовал второй, светловолосый, небрежно поигрывая финкой. – Ходят тут всякие…
Старик не стал дожидаться дальнейшего развития событий и тихо свистнул.
Пес вырос у ног старика будто из-под земли. Грей был так же спокоен, как и его хозяин. Но в глазах пса начал постепенно разгораться огонек звериной свирепости. Он так сжился с хозяином, что казалось понимал не только слова, но и мысли.
– Гля, Серый, дедуля-то с песиком. Завалим бобика?
– Завалим, – равнодушно подтвердил Серый. – Зови…
– Чатбара, Чанг! Ко мне! – крикнул Кирюха, и спустя несколько секунд на поляну выскочили два боксера, сука и кобель – с великолепной мускулатурой и в широких, окованных металлическими шипами ошейниках.
– Фас!
– Может, не стоит этого делать? – старик попытался было урезонить самонадеянных парней, но они даже ухом не повели.
Ему уже приходилось слышать от собаководов о таких, с позволения сказать, "забавах" городских придурков, стравливающих на прогулках псов. Кровавые бои обычно заканчивались гибелью изнеженных теплыми квартирами и сытной едой животных, так как на них спускали собак, специально натасканных для боев на ринге.
Старик сокрушенно вздохнул и посмотрел на Грея. Пес тоже поднял глаза на хозяина и, наморщив верхнюю губу, ощерил клыки. Он был храбр, но мудр, и ему вовсе не хотелось без нужды связываться с боксерами, тем более – с самкой. В тайге Грей без колебаний шел на медведя, рвал сохатого, но это была охота, смысл его существования. Другие псы, которых он встречал в своих таежных скитаниях, всегда безропотно уступали ему дорогу, потому что инстинктивно чувствовали насколько он свиреп и беспощаден – закон природы о праве сильного был заложен в собачьих генах испокон веков. Но все это осталось в той, прежней, жизни среди дикой природы, где вода в реках чиста и прозрачна, как первосортный хрусталь, а волнующий запах дичи не растворяется в городском смраде, шибающем в нос почище мускусной струи зловонного хорька. А здесь, среди грохочущих железных чудищ и каменных громад, он чувствовал себя потерянным.
Грей не имел права не то что охотиться, но даже отстаивать свою честь в схватках с сородичами, имеющими наглость облаивать его во время прогулок и ставить свои пахучие метки поверх тех, что оставлял он. Не будь пес так предан хозяину, он давно сбежал бы в леса, окружавшие город. Грей никогда там не был, но длинными тоскливыми ночами, когда полная луна занимала полнеба, он слышал их зов.
Откуда-то изнутри начинала подниматься горячая волна, горло схватывал спазм, и тихий рык начинал рваться наружу. Ему хотелось дать волю своим чувствам и завыть по-волчьи, как не очень далекие его предки, но он знал, что хозяин этого не любит…
И теперь Грей не понимал, что ему делать. Хозяин молчал, но в его безмолвии пес чуял какую-то угрозу, чего никогда не было на охоте в тайге. А боксеры, повинуясь команде чернявого Кирюхи, тем временем со злобным рычаньем ринулись на Грея.
Это были великолепно обученные боевые собаки. И если Чатбару лишь натаскивали для схваток на ринге – больше ради развлечения, в основном науськивая ее на бродячих шавок – то Чанг был весь покрыт шрамами от многочисленных боев.
Грей ждал нападения молчком. Наверное, не будь рядом хозяина, пес мог бы поосторожничать, отступить, как он обычно это делал, останавливая медведя. Возможно, Грей немного развлекся бы, потаскав за собой по непривычным для городских собак зарослям чересчур ретивых боксеров – чтобы сбить их боевой пыл и притомить.
