Именно сейчас Грач не был уверен, что поступил правильно. Он действовал по инерции, которая почти иссякла, но все же ее хватило на то, чтобы самому поставить точку в этой истории. И он был последним человеком, способным на это.
Он никогда не был героем и не помышлял стать им, разве что в детском возрасте грезил он, как и все его сверстники, доблестными поступками.
Последний отрезок его жизни был насыщенный, активный, он чувствовал, что нужен Валентине, помогал ей, хотя в душе не совсем соглашался с ней, думая, что зря она затеяла опасную игру. У нее практически не было шансов выйти победителем; и разве сама она не знала об этом? Знала, но на то у нее были причины, а Грачу оставалось лишь сочувствовать ей и жалеть Свету Михайлову.
Теперь он сделал свой выбор — так же, как выбирал когда-то между зоной и волей, обворовывая чью-то квартиру. Наверное, это было в крови у Грачевского.
Он еще ближе склонился над телом бандита, спиной чувствуя десятки устремленных на него глаз, но не оборачивался.
Тетерин умирал долго, делая короткие вздохи и выдохи. Грач продолжал сидеть на корточках, не сводя глаз с умирающего.
Толпа зевак росла на глазах, они все ближе подступали к гаражу, кто-то сказал, что уже вызвали «Скорую» и милицию. Прибывший во главе наряда милиции старший лейтенант, оглядев место происшествия, спросил:
— Что случилось?
— Не справился с управлением, — отозвался Грач. — Права только недавно купил.
Милиционер усмехнулся.
— Вы знакомы? — спросил он Грачевского, наклоняясь над трупом.
— Близкие друзья. — Он бросил взгляд на врача из подъехавшей «Скорой помощи». Тот пощупал сонную артерию на шее Тетерина, приоткрыл веко, определяясь по зрачку, и отрицательно покачал головой, посылая этот жест старшему наряда.
— Понятно, — констатировал тот и перевел проницательный взгляд на Грачевского: — Похоже, ваша дружба закончилась.
Грач улыбнулся одной половиной лица.
* * *
Громко лязгнул замок. Насколько позволял стопор, открылась дверь камеры.
— Грачевский Владимир Иванович, — выкрикнул продольный, — на выход.
Грач поднялся со шконки и вышел в тюремный коридор. Не дожидаясь приказа, встал лицом к стене, заложив руки за спину, и простоял так, пока контролер закрывал дверь и на скорую руку обыскивал.
— Прямо, — поигрывая ключами, служащий тюрьмы в погонах старшего сержанта и в возрасте генерал-полковника шел в шаге от обвиняемого. — Стой.
Грачевский остановился у двери, ведущей на лестничный марш. Он верно предположил, что его ведут на допрос к следователю: камеры для этих целей находились на первом этаже следственного изолятора, самая паршивая — примыкающая к отстойнику, в ней постоянно воняло мочой.
В камере, где вторые сутки парился Грачевский, содержалось сорок подследственных — на тридцать коек это приемлемо. Дежурный помощник начальника следственного изолятора, проработавший в этом заведении около пятнадцати лет, два дня назад встретил Грачевского как родного.
— Ба, Грачик собственной персоной! А я смотрю — ты или не ты. Надолго к нам?
— Пока не надоем, — откликнулся Грач, пожимая руку дежурному.
— Ну, значит, сидеть будешь вечно. — ДПНСИ проводил подопечного в привратку, а сам занял место за столом. Поглядывая на Грача, наклонившегося к зарешеченной амбразуре привратки, порылся в журнале. — Володь, люксовых номеров нет, устрою тебя в шестьдесят восьмую, там человек сорок, не больше. Ну, как там на воле? — тюремщик мастерски изобразил на лице тоску. Казалось, еще немного, и он натурально заплачет.
Они проговорили минут десять, после чего Грача, на сей раз минуя отстойник, отконвоировали в «шесть-восемь».
— … Вперед, — они прошли пролет и остановились у очередной двери. Снова прямой коридор, справа — служебные помещения, камеры для допросов, выход на тюремный двор, а слева — караульное помещение, комната для свиданий и контрольно-пропускной пункт, для простоты называемый проходной. — Налево… Стой. К стене.
Грач не ожидал, что его проведут в комнату для свиданий — рановато пока, и он думал, кто бы это мог быть… Мать вряд ли пустят.
Его провели в конец длинного стола, где в ряд стояли шесть телефонных аппаратов. Заключенных от посетителей отделяла стена из толстого плексигласа.
