Продажу билетов, однако, не следовало прерывать ни при каких обстоятельствах, и в скворечник, подменяя бородатую тетю Пашу с Уральских гор, втиснулась укротительница Люся, уже готовая к выходу на манеж - вся в блестках, тюле и кожзаменителе. Но никто - ни тетя Паша, ни дородная Люся, ни фокусник, ни лилипут Дмитрий Семенович не могли подменить Кондора в его роли клоуна. А без клоуна что за цирк? Смех один... И даже силач Галкин отдавал себе отчет в том, что сорочинцы, охотно совмещавшие поход на культурное мероприятие с распитием спиртных напитков, из-за отсутствия клоуна могли прийти в большое возбуждение и потребовать деньги назад.
До начала представления оставалось четверть часа, магнитофон с усилителем уже заиграл туш, и лампочки над входом замигали, но никому из артистов и в голову не приходило, чем и как заполнить пробел в программе: Кондор оказался незаменим.
Главный сюрприз к тринадцатилетию сына Зюня держал про запас: через неделю после бармицвэ был назначен отъезд в Израиль на ПМЖ. Отъезд намечался уже давно, но всё что-то мешало и задерживало: то аппендицит двоюродной сестры, то новая партия кирпича. Да и спешить, по существу, было некуда...
Но историческая родина манила фикусами и пальмами, почти все евреи уже уехали из Сорок, и Зюня нервничал: он не любил стоять последним. Срок пришел, пора было укладываться.
В Израиле Зюня хотел сделаться миллионером. Скажи он об этом в открытую несколько лет назад, еще до посадки, и ему, пожалуй, влепили бы пару-тройку лишних годков: в советские времена скромность предписывалась человеку законом, а миллион и скромность никак не умещались в одной тарелке. А сегодня в Сороках вряд ли отыскался хотя бы один завалящий господин, который сломя голову не побежал бы за миллионом. Как, каким образом удастся в Израиле заработать миллион, Зюня точно не знал, но это его не смущало ничуть: было бы желание, а средства для его достижения всегда отыщутся. Так или иначе, но последние дни в отечестве Зюня решил провести весело и с размахом, чтоб было, что вспомнить.
К шапито Зюня с Буги подошли за полчаса до начала представления. Унылый еврей в индийском тюрбане со звездой объяснял негустой толпе у входа, что начало откладывается на двадцать минут: готовят змею-боа. Это было понятно публике - как же можно выпускать боа без подготовки! Ведь она и тяпнуть может, и проглотить... Зюня обрадовался задержке: где это видано, чтоб в цирк идти на сухую глотку! А так можно забежать в буфет.
В прибазарном буфете было людно и приятно. Буги получил жестянку пепси-колы и пирожное, Зюня проглотил бокал шампанского с коньяком пополам. Вечер хорошо начинался. Публика в буфете подобралась однородная: папы, ожидающие начала циркового представления, пили водку и терпеливо жевали бутерброды с обветренной краснорыбицей. Легкие разговоры над столами и стойкой имели направленный характер:
- Начальника ихнего грузовик сшиб.
- Никакой не грузовик, а Колька сшиб Носенко на жигуленке. Я точно знаю! Колька сшиб и в совхоз уехал, к брату.
- При чем тут начальник? Фокусник же русским языком говорит: змея заболела.
- Ну да, заболела! Ей Славка Корзун в поилку налил пол-литра, она пьяная валяется. Славку знаете Корзуна? С третьей подстанции?
Эту новость приняли с сомнением:
- У змеи поилки нету, она воду вообще не употребляет, если хочешь знать.
Интеллигенция держалась особняком, пила коньяк, говорила о том же, но вполголоса:
- Жулики эти гастролеры, фармазоны. Тут дети, а они начало передвигают.
- Всё украли, поэтому передвигают. Они что - хуже других?
- Как бы траур не объявили: администратор-то при смерти или уже всё, кто его знает...
Буги тянул отца за рукав, ему надоело сидеть в буфете. Зюня прикидывал: взять еще бокал или хватит пока? Решил выпить стопку перцовки. Буги следил за действиями отца нетерпеливо, но с пониманием. Потом вдруг все загалдели, поднялись скопом и потянулись к выходу.
В цирковой палатке царил таинственный сумрак, зато посыпанный опилками манеж был ярко освещен. Играл магнитофон, в маршевую мелодию были вкраплены птичьи посвисты и звериные рыки. Публика молчала, ожидая красивых чудес.
