Сам - в одиночку - двинулся к воротам. Огня я, скажу честно, не боялся. А смерти же... О ней я вдруг подумал так: "Обидно! Тонкорукий будет очень доволен! Будет смеяться и рассказывать, как обманул меня, как заманил в поход. А может, его нет уже в живых? Тогда зачем я здесь, тогда..."
И я остановился - перед истуканами. Хрт грозен был. А Макья безразлична. А у их ног горел огонь. Этот огонь - бессмертный; горел, горит, будет гореть, он видел прошлое, он видит настоящее...
Вдруг я услышал чей-то голос:
- Ты кто такой?
И этот голос был... Это как будто проскрипели камни! Я поднял голову...
Они - Благие Прародители - смотрели на меня! Да! Каменные идолы представьте! - скосили на меня свои каменные глаза. На вас когда-нибудь смотрели камни? Нет? Тогда вам не понять, что я тогда почувствовал. А чувство было очень сильное! И оттого-то я... Да это был уже не я, а... Х-ха! И он-то, этот новый я, весь дрожа, и прошептал:
- Я - Барраслав, ваш раб. Хрт, Макья, не оставьте!
И, мало этого, снял шлем, покорно склонил голову и ждал. Ждал. Ждал... И, наконец:
- Входи! - сказали... нет, велели мне они.
И я, как в мороке, шагнул вперед. Огонь меня объял...
Но вовсе не обжег! И я прошел через него и оказался во дворе кумирни. Прямо напротив себя я увидел хижину - весьма невзрачную, замшелую, осевшую от времени. А у крыльца той хижины лежал огромный черный пес. Это, я знал, Хвакир. Хвакир не может встать, ибо он каменный, как и его хозяева, но всякий, кто проходит мимо пса, бросает ему "кость" - так это называется. Я бросил ему пригоршню номисм. Пес, как мне показалось, заурчал. Я вошел в хижину.
Что было там? Да почти ничего: лежанка, стол, скамьи, очаг да колыбель. На лежанке сидел и как будто дремал бородатый старик. А во главе стола были расположены, точнее, посажены, две те же самые фигуры, Благие Прародители. На этот раз они были сработаны из золота, а вместо глаз у них были огромные изумруды, а губы выложены рубинами. Я оробел и замер на пороге. Старик, сидевший на лежанке, встрепенулся, посмотрел на меня и спросил:
- Ты почему назвался Барраславом?
- Меня так назвала приснившаяся мне женщина, - подумав, сказал я. Она была красивая, одета, как и все в этой стране. И я был как все: одет по-вашему, и говорил по-вашему, думал по-вашему. И, видимо, поэтому та женщина и назвала меня по-вашему - сказала: "Барраслав".
- Барра! - сказал старик. - Вчера вы все кричали "Барра!" Что означает этот крик?
- Так, - сказал я, - кричит самый могучий зверь на свете. Он вдвое... Нет, скорее даже впятеро выше и крепче любого из ваших быков. И ноги у него как бревна. А зубы у него, особенно клыки, длинны и остры как мечи. На каждый из своих клыков он может насадить по четыре тяжеловооруженных воина. Но самое страшное его оружие - это нос, который свисает до самой земли. И этот нос подвижен, как змея. Он может этим носом обвить тебя и задушить, может поймать, подбросить и убить, а может... Может все! А когда он бежит на врага, то кричит: "Барра! Барра!"
- Да, это грозный зверь! - согласился старик. - А имя "Барраслав"...
И он задумался. Потом сказал:
- Садись. К столу.
И я прошел и сел - не с самого краю, но и не рядом с Хрт и Макьей, а так, посередине. Сел, посмотрел на старика. Старик сказал:
- Вчера ты славно бился. Если бы не ты, они бы побежали. Так?
Я пожал плечами. Что, мне семнадцать лет, чтобы бахвалиться? Тогда старик спросил:
- А если бы вчера твоя дружина все же побежала, ты что бы делал бы?
- Не знаю, - сказал я. - Моя дружина никогда еще не бегала.
- А много ли раз ты водил ее в походы?
- Двенадцать.
- Ого! - заулыбался старик. - Ты славный ярл! Вот разве что... Меч покажи!
Я показал.
- На стол его!
Я положил. Старик сказал:
- Меч у тебя плохой.
- Зато рука крепка!
- Ой ли?
Я схватил меч, рванул его... Но меч даже не стронулся с места! Я поднатужился...
Нет, не поднять! Прилип к столу. Я посмотрел на старика. Старик сидел, поглядывал в окно, на дверь... А после резко встал и подошел к столу, легко взял с него меч - мой меч! - сказал недобрым голосом:
