— Ты ведь покроешь? — декан взглянул на меня.
— Покрою, — пряча глаза, я кивнул.
И где, спрашивается их взять? Вспомнилось тестирование. Плотные хрустящие конверты на выходе. «От тысячи рублей…» От штукаря за полчаса в капсуле. Дебил. Идиотины кусок! Помог сисястой дуре! Повыпендривался, состроил из себя благородного! И что теперь? Симба её окучивает. И тест прошел, и бабки получил, и телку ему… снова зашептал поганый внутренний голосок.
Я придушил его на самых первых мыслишках. Некого винить. Каждый сам — гробовщик своего счастья.
Поехать что ли обратно, упасть в ноги седому? Нормальный вроде мужик, может даст второй шанс? Не знаю, кто он там, но видно, что не из последних. Бедные — не гордые.
— Уснул, Северьянов? — спросил декан.
Я и забыл, где нахожусь. Начисто выпал из реальности.
— Простите, Степан Петрович. Задумался.
— Иди Северьянов… не подведи меня. — декан вдруг потянул мне руку.
Слегка обалдев, я пожал её, и вышел из кабинета.
… мой корабль идет ко дну… помоги мне, я утону… протяни мне свою ладонь…
На этот раз я не прятался. Попадется навстречу Кислый, урою вместе с дружками. Я, конечно, такой храбрый, пока меня с ног не сбили и пинать не начали, но сейчас настроение было именно такое. К его, или моему счастью, шпану я не встретил.
Зато у подъезда увидел новую машину. Белая тойота Камри, представительский вариант. Задние стекла наглухо тонированы. За рулем скучает водила. Его легко отличить от хозяина. У владельца всегда видно бахвальство, «глядите, какая у меня тачила… моя… ласточка… детка… пчелка медовая…». А у водилы одна сплошная непроходимая скука. Ни бухнуть, ни покурить, чтоб хозяину салон не провонять, только сиди и жвачку жуй с чувством отвращения на физиономии.
Неужто опять к Ольке? Богатого она ёбаря отхватила, сначала крузак, теперь камрюха. Меняет тачки, как перчатки. Или это она ёбарей меняет? По рукам пошла… проститутка.
Сам себе фыркнул под нос, когда понял, что рассуждаю, как бабка на лавочке. Старость не радость. Уже хохоча во весь голос странным истерическим смехом, перепрыгивая через две ступеньки поднялся на этаж.
Не закрыто. Странно.
— Руки мой, — крикнула с кухни мама, — у нас гости, Андрюшенька!
Кто к нам приперся? С тех пор, как начались неприятности с отцом, от родителей постепенно отвалились все друзья–приятели. Открыто никто не ссорился, просто стали реже звонить, заходить, а потом и вообще забыли дорогу к нам.
Намыливая ладони крохотным розовым обмылком, я чувствовал как любопытство смешивается с досадой. «Андрюшенька», звучит прям напоказ, словно из сериала про хорошую семью.
Ни одно мое предположение не попало в цель. Даже самое безумное. На кухне, поджав под табуретку длинные ноги в тонких черных колготках пила чай та самая офисная сучка, что утром встречала Ланса.
— Мариночка, Вам чаю еще подлить? — хлопотала мама, — а вот, и мой Андрюшенька!
— Спасибо, Надежда Витальевна. Не откажусь! — лучезарно улыбнулась ей сучка, и перевела взгляд на меня.
Я смотрел на них, и боролся с искушением протереть глаза. По случаю гостьи мама принарядилась. На ней было синее выходное платье. За последние несколько лет мама сильно похудела, и платье сидело не по размеру. На плечи она накинула пестрый платок, хотя на кухне стояла жара. Топили так, что спать приходилось с открытыми окнами. Даже на голове мама успела соорудить подобие прически.
Не знаю, что она успела себе надумать, но на девушку она смотрела, как на мою будущую жену и мать своих внуков.
Сучка выглядела так, словно снималась в рекламном ролике: «У вас херня по жизни? Возьмите наш кредит!» Скромную белую блузку распирало, верхние пуговки готовы были оторваться и лететь, как пули. Девушка вытянула пухлые губы, чтобы подуть на горячий чай, и я почувствовал, как у меня в штанах зашевелилось.
На нашей убитой кухне с дешевой клеёнчатой скатертью (можно не стирать), шторами с большой обгорелой дыркой (отец прожег, когда курил втихаря), и висящей на одной петле дверцей шкафа (я обещал починить уже месяц назад), эта пафосная цаца смотрелась просто дико.
Словно кто–то вырезал картинку из глянцевого журнала, и наклеил на свою убогую фотку. «Я и Вера Брежнева на моей шахе». А может я схожу с ума? Замкнуло что–то в капсуле, и я лежу в коме, а мозг подкидывает мне веселые картинки?
