– И не только. Главное, там на душе спокойно.
– И что?
– Ты помнишь, какой я была раньше?
Да, он это помнил. Просто кошмар. Но не она была виновата. Слишком много опекунов, учителей, школьных психологов, духовных наставников, особенно тех, кто, прикидываясь святошей, не мог удержать шаловливых ручек и справиться с грязными помыслами.
– Помню, – сказал он.
– Разве я не стала лучше, Эш?
– Стала. – Солнце светило в глаза, а ему не хотелось отрывать от нее взгляд, и тогда он поднес руку ко лбу, то ли отдавая честь, то ли прикрываясь от яркого света. – Но тут не обязательно должно быть «или-или».
– А для меня обязательно.
– Мы можем сбежать. – Он услышал в своем голосе нечто доселе небывалое. Отчаяние. Тоску. – Я бы нашел для нас местечко не хуже. Тихое, как это твое пристанище. Спокойное. Где душа отдыхает.
– Можно было бы, – сказала она. – Но это все ненадолго.
Он хотел еще что-то сказать, но она приложила палец к его губам.
– В вашем мире, Эш, для меня слишком много соблазнов. Даже вот когда я здесь с тобой, мне нужно постоянно держать себя в руках, иначе я снова подсяду. Скачусь на самое дно. А мне нужно больше.
– Больше?
– Да.
– И эта слепая вера в твою якобы истину, во всю эту чушь, дает тебе больше?
– О-о, в это во все я не верю.
– Погоди, что ты сказала?
– Эш, большинство религиозных людей в догматы не верят. Из учения мы берем только то, что хотим, а то, чего не хотим, отбрасываем. Мы сами формируем себе образы, какие нам хочется, какие нам нравятся: образ Бога доброго, Бога мстительного, деятельного Бога или спокойного, который ни во что не вмешивается, – словом, любого. И просто стараемся что-то взять от этого для себя. Может быть, получаем вечную жизнь, а те, кого мы презираем, – вечные муки. А может, имеем нечто более конкретное: деньги, работу, друзей. В зависимости от твоей установки.
– Чего-чего, а этого я никак не ожидал от тебя услышать, – сказал Эш.
– Правда?
Он сложил ладони лодочкой, приставил их к стеклу и приблизил лицо, чтобы разглядеть, что происходит на кухне. Пусто. Свет выключен. Более того, кухонный стол накрыт длинным куском белой ткани, как делают, когда уезжают надолго.
– Когда Истинный отправился в Аризону, чтобы в пустыне найти заветный символ – тот самый, что выражает основу нашей веры в единую Истину, – знаешь, какое он обнаружил в нем предсказание?
Эш отвернулся от окна.
– Предсказание о том, что Истинный, как нынешнее воплощение Истины, умрет и вознесется на иной уровень бытия и на смену ему придет не другой мужчина – истина воплотится и упрочится союзом двух людей, представляющих все человечество. Мужчиной и женщиной. И это будет особенная женщина.
Ди Ди широко улыбнулась.
Эш смотрел на нее.
– Ты, – сказал он.
Она развела руками, подтверждая, что он понял ее правильно.
– И в символе в самом деле есть эта чушь насчет мужчины, а теперь вот и женщины?
– Нет, Эш, конечно нет.
Эш скорчил гримасу, видно было, что он ничего не понял.
– Это просто последняя, – пальцами Ди Ди обозначила кавычки, – «интерпретация».
– Так, выходит, ты знаешь.
– Что знаю?
– Что все это чушь.
– Нет, Эш, ты опять ничего не понял. Повторяю, как и всякий другой, я беру отсюда только то, что мне нужно. И это меня подпитывает. Моя вера не становится слабее оттого, что я понимаю: учение не нужно воспринимать буквально. Наоборот, она становится еще крепче. Это дает мне в руки власть.
– Другими словами, – сказал Эш, – ты нашла способ встать во главе своей секты.
– Это твоя точка зрения. И ты имеешь на нее право, – ответила Ди Ди и посмотрела на часы. – Пошли. Уже пора.
Она двинулась вверх по склону. Эш пошел за ней.
– Эти наши заказы, – сказал он. – Это они вдохновили Истинного, и он придумал новую… мм… интерпретацию в твою пользу, так?
Ди Ди продолжала идти не останавливаясь.
– Неисповедимы пути не только Господни, – сказала она.
– Профессор ван де Бик? – спросил Саймон.
– Прошу вас, зовите меня Луи.
Выглядел ван де Бик совершенно так же, как и на своей страничке с биографией: молодой, по-мальчишески обаятельный, гибкий, стройный и подтянутый. Как и на фотографии, на нем была черная, плотно облегающая футболка. В момент рукопожатия взгляд его упорхнул куда-то в сторону, но он успел одарить Саймона лучезарной улыбкой. Небось, на студенток действует неотразимо, осуждающе подумал Саймон. Может быть, и на его дочь. Или это мысли сексиста?
