Снова поднявшись в свою комнату, Макс первым делом вытащил из рюкзака вещи, которые он купил в Икитосе: одежда слишком экзотическая и легкая, чтобы ее можно было носить в парижском климате. От нее еще исходил слабый запах тропиков, который Макс ностальгически вдохнул, прежде чем сложить вещи в узкий платяной шкаф, оклеенный пленкой под дерево. Затем он открыл чемодан, который вручил ему Шмидт. В нем оказался темно-серый костюм, черные брюки, две белые сорочки, черный галстук, трое трусов и пара черных ботинок, завернутых во вчерашнюю газету. Все эти вещи были из синтетической ткани и посредственного качества, лишь приблизительно подходили по размеру и имели такой вид, словно их кто-то уже носил, прежде чем они прошли химчистку. Ну что ж, добро пожаловать в городскую зону.
Два предоставленных ему свободных дня Макс провел, слоняясь по Парижу. Прежде всего он проделал несколько экспериментов в своем квартале Шато-Руж, чтобы убедиться в качестве работы, проделанной хирургами Центра. Не называя себя, он заходил в маленькие магазинчики, где раньше имел обыкновение делать покупки: как постоянный покупатель, он обращался к их хозяевам по именам. Войдя, он наблюдал за ними, делал мелкие покупки, — пачку бумажных салфеток или вечернюю газету, — все более пристально заглядывая им в глаза. Никакой ответной реакции: его не узнавали.
В первый же день, когда он выходил из аптеки, куда раньше ему тоже случалось частенько заходить, он увидел женщину с собакой: слева шел пес, справа — муж. Впервые Макс видел всех троих вместе, и выглядели они вполне довольными. Никто из них не отреагировал, когда они столкнулись с ним, и, равнодушно скользнув по нему взглядом, они пошли дальше, как ни в чем не бывало. Только собака после краткого замешательства замерла, натянув поводок, и страдальчески сморщила нос — ой, этот запах мне как будто знаком, где-то мой нос его уже чуял, но где, боже ты мой? Чтобы выиграть время и детально обдумать этот вопрос, пес даже остановился, поднял лапу и обильно описал заднее правое колесо стоящего у тротуара «фиата-панда», в то время как Макс, желая лишний раз взглянуть на свое изменившееся лицо, украдкой склонился к внешнему зеркалу заднего вида по другую сторону машины. Наконец пес решил проблему, заключив, что никакой проблемы тут нет, и перенес свое внимание на стаю всклокоченных и мокрых голубей, которые искупались в сточной канаве — верное доказательство того, что они понимают, насколько грязны — и тяжело взлетели.
Оказавшись в своем квартале, Макс даже решился пренебречь запретом и попытаться повидать сестру. Впрочем, ему хотелось только увидеть ее издали, не пытаясь заговорить. Просто, чтобы удостовериться в том, что с ней все в порядке. Он решил действовать как можно осторожнее и не попадаться на глаза Алис, так как, несмотря на все искусство хирургов Центра и принимая во внимание случай с собакой, было не исключено, что его родная сестра — голос крови и все такое — могла бы и в самом деле его узнать. Поэтому он предпочел занять наблюдательный пост рядом со своим бывшим домом, простодушно прячась за раскрытой газетой. И действительно, прождав час или два, он увидел, как Алис выходит из подъезда, останавливается на крыльце и смотрит на часы. Вслед за ней — вот это сюрприз! — вышел Паризи и взял ее под руку. Некоторая небрежность в одежде Паризи в сочетании с развязностью и фамильярностью, сквозившими в его поведении, наводили на мысль, что импресарио все же удалось прибрать к рукам сестру Макса, и что теперь он, видимо, живет с ней, и кто знает, может быть, даже обосновался теперь в студии Макса! Однако даже на расстоянии было заметно, что Алис разговаривает с Паризи довольно прохладно, а тот возбужденно отвечает ей, размахивая рукой, короче говоря, складывалось ощущение, что они ссорятся. Макс проводил их взглядом, пока они не скрылись из виду, и зашагал прочь. Он брел по улице, вглядываясь в лица встречных прохожих и пытаясь угадать, что представляет собой каждый из них. Может быть, среди них были те, кто, подобно ему, прошел через Центр, прежде чем снова вернуться сюда, может быть, таких людей было много, а может быть даже, их было большинство.
