Положение складывалось трагикомическое. Летчики делегировали к нам Михаила Васильевича Водопьянова, который, будучи в составе экспедиции пилотом-консультантом, в последние дни находился на нашей льдине.
Обычно спокойный, Михаил Васильевич на этот раз начал сердиться, приказывая садиться в самолет.
Увидев на глазах Федченко слезы отчаяния, я решился на крайнее средство. Тут же на морозе снял куртку, свитер, а затем и нижнюю рубашку.
— Ты что, нырять хочешь? Да ты в своем уме? — закричал на меня Водопьянов.
Я объяснил, что тросики надо перекусить, и, взяв в руки клещи-кусачки, попросил крепко держать меня за ремень брюк.
Водопьянов понял, что это, пожалуй, единственный выход. Приборы висели на разных горизонтах — самый нижний был на глубине одного метра от поверхности.
Водопьянов крепко ухватил меня сзади за ремень, я нагнулся над лункой, запустил руки, голову и плечи в ледяную воду, быстро откусил тросики и вытащил нижний цилиндр. Висящие выше цилиндры достать было проще.
Через несколько минут мы благополучно взлетели. Воздушная высокоширотная экспедиция 1948 года, получившая название «Север-2», закончилась…
А три месяца спустя я был назначен начальником экспедиции на гидросамолете. На борту находились геолог В. А. Токарев, инженер-аэромагнитолог И. Л. Нерсесов, магнитолог Н. А. Миляев, аэрометеоролог Н. Н. Шпаковский. А командиром самолета был И. И. Черевичный.
Летали мы над берегом, над островами и снова надо льдами Центральной Арктики.
Основной задачей экспедиции стала аэромагнитная съемка, которую выполняли геофизики с помощью специальных приборов, установленных на борту самолета. Геолог Токарев должен был увязать данные съемки с геологическим строением обследуемых пространств. Когда мы находились к северу от Новосибирских островов, я, конечно, рассказал товарищам о работах, выполненных здесь в апреле — мае. По-видимому, предположения о хребте в какой-то мере повлияли на выводы В. А. Токарева о подводном геологическом строении Центральной Арктики. Попутно Н. Н. Шпаковский выполнял наблюдения за погодой, а я наносил на карту состояние льдов.
Август — середина лета. Поверхность льдов всюду покрывал кружевной узор озер талой воды — снежниц. На старых льдинах дно снежниц было голубым, на более молодых полях снежницы имели зеленоватый цвет, а на тонких, совсем молодых льдах они превратились в промоины темного цвета.
Более 50 тысяч километров пролетели мы над Арктикой за один месяц. Мне удалось составить подробную карту ледяного покрова от Новой Земли до острова Врангеля и к северу до 83-й параллели.
Осенью 1948 года, обработав материалы, участники высокоширотной экспедиции уточнили результаты своих исследований.
В наших выводах было еще немало предположений, слишком много «белых пятен» еще оставалось в Центральной Арктике. Поэтому мы решили воздержаться от широкого оповещения о наших открытиях.
Весной 1949 года в Центральную Арктику отправилась следующая воздушная экспедиция — «Север-4» (третий номер — «Север-3» достался океанографической экспедиции на ледорезе «Литке», которая работала летом 1948 года в высоких широтах).
План экспедиции был составлен более целеустремленно. Еще шире применялся метод площадной съемки Арктического бассейна с помощью посадок самолетов на лед. Одновременно с организацией длительных наблюдений в базовых точках было создано три подвижных отряда. Одним из них поручили руководить мне. Напарником моим по океанографии стал Леонид Леонидович Балакшин. Командиры самолетов отряда — наши верные друзья И. С. Котов и М. И. Козлов. Начали мы работать на льду 20 апреля. Теперь уже мы не были новичками, поэтому на устройство лунки, установку лебедки, палатки и всех приборов уходило 2–3 часа, а на выполнение комплекса научных исследований в одной точке — один-два дня. Высадили нас к северо-востоку от Северной Земли. Здесь глубины большие — более 4000 метров. Мы уже промерили их в пяти местах. Приближалось Первое мая. Летчикам и ученым хотелось встретить праздник в большом коллективе на основной базе, вблизи Северного полюса.
30 апреля мы прилетели в точку на 87°07′ северной широты и 147°55′ восточной долготы. Пока океанографы готовили гидрологическую лунку, механики собрали палатку и лебедку. Затем приступили к измерению глубины. Барабан лебедки резко остановился, когда на счетчике было всего лишь 1005 метров. Я даже подумал, что лебедка неисправна. Поднял груз вверх на два десятка метров и отпустил. Снова барабан застопорился, и снова на счетчике было 1005 метров.
