– Да буквально позавчера на дне рождения у одного банкира были. В виде вип-охраны. А до этого в Чечне пересекались. Значит – его?
– Да, – отвечает Светлана.
– Ладно, попробуем. Будет стоить, конечно.
– Я готова.
Гена плотоядно осматривает Светлану. Она понимает его взгляд и испуганно говорит:
– Нет!
– Нет? – удивляется Гена.
– Если только без этого никак нельзя.
– Да ладно, – добродушно говорит Гена. – Это я проверил, на что вы готовы. А когда?
– Я узнаю. Пока известно только, что во вторник.
Добился-таки Быстров суда.
Ну, сейчас посмотрим, что из этого выйдет.
Судья, холеный мужчина с кинематографической внешностью (если не учитывать, что в нынешнем кино слишком много уродышей), тихо и мирно сидит за столом с множеством ящичков-ячеек (такие бывают в почтовых вагонах, где сортируются письма). Он считает деньги в толстой пачке и раскладывает по ячейкам с надписями: «Прокурор», «Адвокат», «Следователь», «Присяжные», «Свидетели» и т. п.
Выступает представитель защиты, мужчина осанистый, агрессивный, самоуверенный, пылающий справедливым гневом.
– Уважаемый суд, уважаемые господа присяжные. Как видите, на месте обвиняемого никого нет, – он указывает на пустующую скамью подсудимых, – поскольку господин Быстров выдвинул иск против государства, а оно, как сами понимаете, неизвестно кто и неизвестно что в личностном смысле, то есть – пустое место. Я могу сказать одно: все обвинения господина Быстрова есть ложь уже потому, что это и так каждому понятно. Человек, не понимающий, что государство желает только блага своим гражданам и вправе убрать с дороги каждого, кто мешает этому благу, не заслуживает доверия. Поэтому я прошу господ присяжных рассмотреть этот вопрос объективно и признать, что обвинения господина Быстрова беспочвенны, абсурдны и граждански аморальны. Я закончил, ваша честь.
– Спасибо, – благодарит судья. – Слово представляется представителю обвинения.
Обвинитель, бойкий седовласый человек с иронической усмешкой и с интонацией человека, который прав, когда все остальные не правы, говорит:
– Прошу вызвать свидетеля обвинения Быстрова Владимира Михайловича.
На трибуне – Быстров-младший.
– Я хочу сказать, – говорит он, – что русская интеллигенция всегда выбирала путь сопротивления любой власти, не допуская и мысли, что она, то есть власть, может быть иногда права в своих действиях. Но с такой же вероятностью мы можем допустить также и мысль, что власть может быть не права.
– Извините – прерывает обвинитель. – Ответьте на конкретный вопрос: вам известно, что вашего брата хотят убить?
– В какой-то мере. Я слышал об этом по телевизору. Правда я, как истинный русский интеллигент, не верю телевизору. И газетам.
– Так вам известно или нет? – настаивает обвинитель.
– Ваша честь, я протестую! – вскакивает защитник. – Это давление на свидетеля!
– Протест принимается, – кивает судья. – Прошу задать вопрос в более корректной форме.
– Вам известно… – заново начинает обвинитель.
– Протестую, ваша честь, это подсказка! – кричит обвинитель. – Представитель обвинения подсказывает, что свидетелю что-то известно, хотя свидетель только что сказал, что ему ничего толком не известно.
– Я только… – вмешивается Быстров-младший.
– Не перебивайте! – рявкает судья. – Иначе я вынужден буду удалить вас из зала. Отвечайте на поставленные вопросы. Обвинитель, вы когда-нибудь сформулируете нормально вопрос?
Обвинитель слегка растерян, но бодрится.
– Скажите, свидетель…
– Протестую, ваша честь! – вскакивает обвинитель. – Это опять подсказка! Он говорит ему «скажите», хотя только что мы убедились, что свидетелю нечего сказать!
– Протест принимается, – говорит судья. – Свидетель, вы можете остаться в зале или подождать в коридоре. У обвинения есть еще свидетели?
– Да, ваша честь. Я прошу вызвать жену моего клиента Светлану Петровну Быстрову.
Светлана на трибуне.
– Ваша честь, я подтверждаю, что моего мужа собираются убить.
– Протестую, ваша честь! – кричит защитник. – Показания не по существу дела!
– Протест принимается, – кивает судья и разъясняет Светлане. – Иск вашего мужа сформулирован следующим образом: такие-то и такие-то представители государства хотят его убить. Хотят, а не собираются. Собираются или нет – другой вопрос. В заявлении указано – хотят. Улавливаете разницу? И наша задача выяснить, хотят или не хотят. А собираются или нет, это предметом сегодняшнего разбирательства не является.
