День был хорош. Дул сильный прохладный ветер. От берега далеко разносился визг металла под резцом. По всему поселению возились Художники
— украшали дороги к вечеру, к торжеству… Колька смотрел на это угрюмо, и ему было совестно, да что поделаешь? Ведь привезут Нарану, бесполезно спорить. К тому же визг резца, такой знакомый и привычный, вогнал его в тоску. Там станки стояли за стеной лабораторного зала, и от их работы заметно вибрировал пол, и люди досадливо морщились, когда режущий, пронзительный вопль металла отзванивал в больших стеклах лаборатории…
Николай мрачно занял свое место — рядом с телохранителем, как водится. А, вот и Ахука… Совет тревоги собрался в полном составе и ждал слова старшего Врача Лахи.
Лахи был далек от торжественности. Улыбаясь во все коричневое лицо, он сказал, что просит безделицу, сущий пустяк — через два месяца Врачам будет необходима Нарана, дающая несколько дюжин нардиков в сутки.
Посылать ходоков в поселение Водяной крысы решили через три дня — за это время Нарана отпочкует Безногого. Люди уже поднимались с травы, когда Ахука попросил, чтобы за Безногим, среди будущих Хранителей Памяти, послали его и Адвесту.
Странно, ох странно было Николаю! Он пришел в ярость — мало им, что врага тащат в дом, так еще его, Кольку, хотят втянуть в историю! Ах этот штукарь Ахука — никогда не знаешь, какой фортель отмочит, — хоть бы спросил… Но почему-то Николай не встал, не осадил Наблюдающего небо. Он даже знал, почему. Его тянуло еще раз услышать голос Нараны и увидеть цветные фигурки…
Да, Ахука знал, что делает. После Совета он сказал как ни в чем не бывало:
— Ты воистину стал раджаном, Адвеста.
Сказал, как припечатал. К Великой тянуло не пришельца Николая Карпова, а раджана Адвесту. Поняв это, Николай спросил больше для порядка: как его встретят «потерявшие имя»? Ахука засмеялся и ответил, что Джаванар сумеет его охранить от безумцев, если они окажутся в поселении Водяной крысы. Скорее всего, их не будет — тамошняя Великая Память здорова и не ввергает людей в безумие.
— Увидимся через три дня, прохладного полудня! — Ахука, как всегда, торопился, — передай Нанои мой привет!
Колька некоторое время смотрел, как между гранитными глыбами крутится ветер — гоняет пыль. Приласкал Тана, который тоскливо сидел у домов питомника. Опять хозяин улетел, ах ты, бедняга… А я сам улетел неведомо куда, и мне тоже не слишком-то хорошо.
Они сидели рядом и грустили, когда прибежал молодой Охотник и позвал Николая к Джаванару.
Старший Охотник сидел над берегом на верхней точке косогора, перед телескопчиком. Почему-то, увидев его, обезьяна заскулила, заметалась — Джаванар обернулся и прикрикнул: «К жилищу, серый! Наверх и к жилищу!» — Тан вскарабкался на дерево, перепрыгнул, скрылся.
— Хороший зверь, — сказал Охотник. — Что же, отправимся за Безногим, Наблюдающий небо?
— Приходится, — сказал Колька. — Почему ты отослал обезьяну?
— Там малоголовые, — Джаванар захохотал, когда Колька оглянулся на кузницы. — За Рагангой, Адвеста! Левее скалы, похожей на сидящего коршуна.
— Не вижу…
— Э-а, посмотри в трубу!
…Был странный день — заработал первый станок, задул прохладный муссон, предвестник дождей, и решили ехать за Нараной, и впервые человек двадцатого века увидел воочию своих предков. Но, установив трубу на резкость и прижимая глаз к мягкой окантовке окуляра, Колька ощущал — было… Так уже было — красный песок, грань скалы, тень. У самой воды стоят обезьянолюди — двое, мужчина и женщина.