Получив вместо ответа очередной удар, Купер перестал сдерживаться и, поймав занесенную для следующего удара руку, ответил коротким тычком в почки, вывернулся из-под Далтона и наградил его еще одним метким ударом кулака в живот.
— Я не хочу тебя бить.
— А я хочу, — огрызнулся Далтон, отталкивая Купера.
— За что?
— За Порцию. — Далтон потер живот. — За то, как ты с ней поступил.
— Понятно. — Купер протянул Далтону руку, помогая подняться. — Дальше драться будем?
— Я бы с удовольствием, но придется отложить это на потом.
Сходив на кухню за пивом, Купер протянул Далтону бутылку.
— Она не твоя, чтобы за нее драться.
Смерив Купера пристальным взглядом, Далтон приложился к бутылке.
— Думаешь, я этого не знаю? Понятное дело, она не моя. — Далтон невнятно выдохнул что-то похожее на «тупую скотину». — Но у нее нет никого, кроме меня, чтобы начистить морду парню, разбившему ей сердце.
Купер замер с поднятой бутылкой. Нет, он, конечно, и сам понимал, что сделал Порции больно, но вот о разбитом сердце и не подозревал. И уж тем более не думал, что она побежит жаловаться Далтону.
— Тебе-то морду никто не стал бить, когда ты разбил ей сердце.
— А зря.
Купер слегка приподнял бутылку:
— Так чего мы ждем? Предлагаю второй раунд.
Но Далтон пропустил его слова мимо ушей.
— Порция — единственный ребенок не слишком-то приятных родителей. Иначе говоря, у нее никого нет, и пусть по ней этого и не заметно, но она очень плохо сходится с людьми. Пока мы с ней были вместе, я часто совершал ошибки, но при этом я всегда относился к ней с уважением. Она явно заслуживает лучшего.
— Это точно. Если бы я хоть на секунду заподозрил, что она действительно меня любит, все было бы совершенно иначе.
— Так неужели ты так просто ее отпустишь? Даже не попытаешься бороться? Никогда бы не подумал, что ты из тех, кто уклоняется от драки.
— Ни от чего я не уклоняюсь.
— Тогда почему ты еще здесь, а не в Хьюстоне?
Порция могла снести многое, но только не жалость Лэйни. А значит, ей пора что-то срочно с собой делать. Всю жизнь Порция работала лишь в волонтерских центрах вроде «Надежды», но сейчас на всех фронтах было затишье, так что ей ничего не оставалось, кроме как заняться своими собственными делами. Перед тем как усыновить ребенка, ей в обязательном порядке нужно было собрать определенные бумаги и пройти несколько специальных курсов. Вот именно этим она и занялась.
И пару дней спустя, вернувшись с очередной встречи с адвокатом, она вдруг обнаружила терпеливо дожидавшегося под дверью Купера.
Поборов трусливое желание просто проехать мимо, Порция вылезла из машины, и, подавив порыв броситься ему на шею, разом спрашивая о сотне вещей, молча открыла дверь.
— Мы заключили сделку, — негромко заметил Купер, когда они вошли внутрь.
Порция не сразу поняла, о чем он говорит.
— Верно. И я свою часть выполнила.
Купер кивнул, протягивая ей какую-то книгу.
— И убежала раньше, чем я успел выполнить свою. Если помнишь, я должен помочь тебе найти наследницу.
— Что это?
— Дневник моей матери.
— И зачем он мне?
— Просто открой его.
Порция задумчиво пролистала страницы с газетными вырезками и рукописными пометками, целиком и полностью посвященными Холлистеру Кейну и его компании.
— И что это?
— Когда я был маленький, мама была просто помешана на Холлистере. Она свято верила, что у них был не краткий роман, а настоящая любовь, поэтому читала и собирала все упоминания о нем. Ее вырезки относятся примерно к тому же времени, когда у него был роман с матерью наследницы. Я не знаю, есть ли здесь что-нибудь ценное, но это самое полное досье, которое можно было на него собрать. Надеюсь, ты сможешь найти в нем какие-нибудь зацепки.
Не в силах оторвать глаз от страниц, Порция уселась на диван. Но думала она сейчас не только о Холлистере, но и о самом Купере. Сложно ли ему было расти с матерью, помешанной на бросившем ее человеке? И как она повлияла на отношение Купера к остальным Кейнам? Да и ко всему миру в целом?
Как бы прочитав ее мысли, Купер негромко выдохнул:
— Только не думай, что она была сумасшедшей.
Подняв взгляд, Порция уловила в его глазах теплый блеск. Что ж, похоже, что бы Купер ни думал о собственной матери, он искренне ее любил. До сих пор.
