— Что поделаешь, сынок, — слова успокоения высказывала ему мать. — Судьба, видать, у тебя такая… Внучонок наш, будем надеяться, выдюжит, врачи выходят, — мать не только сына, и себя успокаивает. — Врачи верят в это. Возьмем из больницы — сама ему стану мамой. Силы пока еще у меня есть. А там житье само покажет, что и как. У жизни свои законы, жизнь не остановишь.
Ночь Петр Иванович провел тяжело. Перед глазами стояла как живая Фаина, слышался даже ее голос.
* * *
Петр Иванович с нетерпением дожидается возвращения домой. Как только переступает порог, сразу же бросается к сыну, берет его на руки, прижимает к груди, невыразимая нежность затапливает душу. Иногда кажется, что и Фаина живет в сынишке, поэтому двойная любовь заполняет сердце. Ванюшкой назвали мальчика, в честь дедушки.
Месяц уже исполнился младенцу, в доме же Паксяськиных он всего лишь пятый день. До этого все находился в роддоме. Вместе со своими детьми роженицы кормили там своим материнским молоком и Ванюшку. И только когда врачи убедились, что мальчик набрался достаточно сил, что ребенок здоров, согласились отдать его домой.
Старики Паксяськины всю душу вкладывали в своего внучонка. Казалось, рядом с ребенком они забывали о своей немощи.
Больше всего нравится Петру Ивановичу купание мальчика. Отец с матерью без него и не начинают этой процедуры. Вот и сегодня вечером сын с матерью начали купать Ванюшку. И как раз в это время навестили их Кечаевы — Борис Дмитриевич и его жена Люба. Принесли в подарок детскую коляску.
— Хватит крестнику только в люльке качаться, пора уже и по земле ему кататься, — объявил Борис Дмитриевич. — Вот искупаете, и в это боярское ложе пускай ляжет. Прими от нас, Иван Петрович, этот тарантас, — поклонился он в сторону мальчика, — катайся на радость.
После купания ребенка осторожно завернули в пеленки, уложили в коляску, принялись укачивать.
«Каждому человеку куда лучше, если не ощущает он себя на земле одиноким, — думает про себя Паксяськин. — Конечно, отец с матерью в первую очередь нужны, они — надежда и опора тебе на всю жизнь. Однако и без друзей никак нельзя. Настоящие же друзья познаются в беде. Они, когда надо, и боль души будут лечить, могут и радость с тобой разделить. Есть друзья-товарищи, богатый ты человек на земле, счастливый».
Пока шли разговоры, подтруниванья, шутки-прибаутки, Петр Иванович немного забылся от горестных раздумий. Но едва гости за порог, мысли о жене, словно буравчики, снова засверлили мозг. Хотел было лечь спать, никак не может уснуть. Перед глазами возникло лицо Фаины, и не было ему успокоенья.
«Нет, надо окунуться в какое-то большое дело, — словно не сам размышляет об этом Петр Иванович, а некто сторонний дает ему советы. — Пусть смыслом жизни оно станет, в неотъемлемую часть бытия превратится. Тогда и Фаина немного отойдет в сторону. Иначе… никак нельзя по-другому».
Много новых задумок-планов родилось в голове у Петра Ивановича, об одном из них ему надо было поговорить с Борисом Дмитриевичем.
* * *
В «Сятко» в последнее время была налажена переработка многих видов сельскохозяйственной продукции непосредственно на месте, в своем хозяйстве. За всем этим следил Кечаев. Он и главный зоотехник, и все равно что генеральный директор. В поле, на ферме, в цехах по переработке, по продаже продукции — всюду руководители подразделений подчинялись Кечаеву. В целом же вожжи хозяйства держал Петр Иванович. Такая структура работы была утверждена на общем собрании хозяйства.
Нелегко «Сятко». Попробуй сведи дебет с кредитом, когда государство покупает у тебя литр молока дешевле бутылки лимонада. Правда, помогали на месте произведенные колбаса, сгущенка, зеленый горошек, которые тоже приносили доход.
— Борис Дмитрич, — начал Петр Иванович, когда они с Кечаевым остались вдвоем. Давай-ка обдумаем вот что. Если нам птицеферму расширить, а? Мы всегда скотине уделяем должное внимание и частенько забываем о птицах. А ведь это — самое дешевое мясо и яйца. Надо попытаться и колбасу из куриного мяса изготавливать, и консервы.
Кечаев вдумчиво слушает Петра Ивановича.
