Глава восьмая
Почему не пришли за ним братья Арренега
Когда петухи возвестили утро, он уже был на улице и курил сигарету, прислонившись к дверям таверны. Пристально глядя на дорогу, прорезавшую вдалеке Лезирию, он все еще рассчитывал на встречу с братьями Арренега. Все идут по этой дороге, он не может их не увидеть. «А вдруг они прошли ночью?»
Неудача со смуглянкой повергла его в уныние. Другие увлечения — правда, он был тогда совсем зеленый — оставили, конечно, свой след в памяти, но это… Это было нечто иное, реальное, ощутимое…
Ночи были мучительными и тягостными.
Он вздрагивал, слыша возню за стеной, каждый шорох — вот Мариана, ложась спать, снимает юбку, вот старик целует ее, вот она наливает воду в цинковый таз, моется до пояса. «Какая она, женская грудь? Такая же упругая, как и Марианины руки?» Мысли терзали его.
Добрый Мул, привязавшийся к нему из-за кроткого нрава (гордиться его игрой он стал позже), усмотрел в его покорности признак того, что он нуждается в ласке, и теперь диву дался столь разительной перемене, — во взгляде сквозила нескрываемая вражда, речь сделалась дерзкой, развязной, жесты — резкими, будто слова вцеплялись в него и требовалось силой оторвать их. Старик угадал причину и ни о чем не спрашивал. «Не так ли и Мариана изводилась? Может, что-то промеж них стряслось?»
Сидро знал, что урожай уже убран, однако не терял надежды: вдруг артель осталась на прополку риса. Все зерновые скосили, начинались работы на токах. Лезирия была выжжена солнцем дотла. Однажды утром он ковал лошадь под наблюдением Доброго Мула и вдруг заметил группу женщин у водоема. Сбросив котомки на землю, они пили воду. Он вгляделся получше, и ему почудилось, — да, почудилось, и он поверил, — что одна из них, в желтом платке и голубой блузке, и есть его смуглянка. Он выпустил ногу лошади и помахал женщине, та ответила. И прежде чем хозяин коняги и старик успели вымолвить слово, он уже мчался к водоему быстрее лани.
— Добрый день! — выпалил он, задыхаясь от бега.
Женщина была загорелая и фигурой чем-то походила на смуглянку, но его дружескую улыбку почему-то приняла сдержанно.
— Вы из Терра-Велья, правда?
— Нет, из Аркауса, — ответила она. — Тебе чего-нибудь надо?
Надо ли ему чего-нибудь… Знаешь, детка, есть вопросы, которых не задают. Конечно, надо, не полоумный же он. Ему так хотелось увидеть девушку, ту, что сидела на скирде соломы, и напомнить ей тот вечер и обещание прийти на дорогу. «Ведь я приходил, честное мое слово. Кто виноват, так это подлец староста, он нам помешал сговориться. Или ты забыла, что обещала?»
— Вы, часом, не знаете, артель в Терра-Велья… еще там?
— Уж месяца полтора как ушла, — сострила ехидная старушенция, подошедшая разнюхать, чем тут пахнет.
— И на уборку риса они не остались?
— Нет. Домой решили податься…
Он отвернулся, пристыженный тем, что они заметили его смущение.
— Если тебе чего передать надо, так мы аккурат из тех самых мест.
Он заколебался, стоит ли продолжать. «Что я им скажу?»
— Была там одна девушка… — Будь проклято это заикание! — Да… девушка, ладная такая…
Женщины переглянулись.
— Как ее звали? — справилась та, что побойчей.
— Как звали, не знаю. Понятия не имею. Она такая… такая смуглая.
Женщины так и прыснули со смеху.
— Все мы смуглые, мил человек. Рыло-то одной пудрой пудрим.
Ему сделалось мучительно стыдно, захотелось оборвать их какой-нибудь грубостью. Однако под их дружный хохот, уязвивший его в самое сердце, он повернул назад. И снова подумал, что долго здесь не задержится.
