Первым делом надо было избавиться от коз — они только мешали — и Паломник сделал это. Он увидел человека в бедуинской галабии, стоящего с пастушьим посохом и смотрящим на него, поманил его пальцем. Бедуин, неизвестно откуда здесь взявшийся, подошел, осведомился, на каком языке можно общаться с уважаемым господином — здесь, как и в любом приграничье все знали несколько языков. Потом — бедуин подозвал своих родственников, один из родственников принес термос с чаем — с жиром и солью — и несколько лепешек. Пока родственники щупали, осматривали и даже взвешивали на руках коз — бедуин и Паломник отошли в сторону, присели на корточки и повели неспешный мужской разговор, который в этих местах всегда предшествовал собственно, самому торгу.
Козы оказались хорошими, молодыми — отрада пастуху, козье молоко здесь ценится. Торговались долго, полтора часа, запивая жаркий спор огненно-горячим крепким чаем. Паломник не уступал и в один момент даже попытался уйти, сказав, что он не для того гнал этих бедных животных через все Сомали, чтобы продать здесь за бесценок, и если дать им попить вволю — то каждая из них наберет, по меньшей мере, килограмм. Бедуин схватил неуступчивого сицилийца за руки, заверяя в своем уважении его, как мужчины, торговца и скотовладельца, и торг продолжился. Сошлись на цене в сто десять быров за каждое животное и сто пятьдесят германских рейхсмарок дополнительно за все стадо — бедуин удачно продал быка на кормежку германской армии, и германских рейсхмарок у него больше не было…
Избавившись от коз, Паломник пошел дальше, радуясь, что ему больше не приходится постоянно наблюдать за сварливыми и непослушными животными — теперь у него было две с лишним тысячи быров и сто пятьдесят германских рейхсмарок, можно сказать, что он почти окупил то, что потерял на таможне — и еще у него были ткани, почти тонна, которые тоже можно продать. Вообще-то ткани можно было продать и на самом приграничном рынке, там покупали все — но Паломник не торопился и делал правильно. Ибо если у тебя есть знакомые торговцы в самом городе, которые поставляют ткани на фабрики — то они тебе дадут явно больше, чем перекупщики на рынке. В торговле действовали правила, схожие с правилами проведения спецопераций — и одно из них было «не спеши».
Шумный гомон рынка сменился гомоном городским — дорога резко сворачивала влево, переходя из шоссе в главную улицу Доло Одо — улицу Негусси Негуса, царя всех царей, главы государства и поводыря амхарского народа. Она была единственной в городе, которая относилась в категории «штрассе» — то есть была бетонной и позволяла поддерживать приличную скорость. Остальные — были замощены щебнем, политым совершенно расплавившимся на жаре гудроном. С расплавленным гудроном — совершенно перемешалась пыль, которую ветер нес с гор, превратив дорогу в нечто мягкое чуть поддающееся под ногами…
Взглянув вверх, Паломник свернул с дороги — потому что по ней шли машины и его мулам с товаром — угрожала опасность. Он помнил этот город наизусть, его улицы, его дома — потому что для операции «Львиная грива» составили настоящий трехмерный макет города, изготовленный на основе спутниковых снимков. Он знал, что вон там, за ничем не отличающимся от других забором — полицейский участок, а вон там — то, что аналитики определили как местный бордель. Ему надо было пройти около километра — прежде чем инфильтрация будет считаться завершенной.
Пройдя со своими мулами по короткой улице, где все здания, что жилые, что нежилые были обнесены глухими, высокими заборами — он свернул налево, на еще более широкую улицу, идущую параллельно штрассе. Здесь — были приличные дома и в каждом, первый и второй, а иногда и третий этаж — были заняты под торговлю. Это была Берлинская улица, Берлинен-штрассе, названная так в честь столицы страны — покровителя государства, в Доло Одо она считалась главной торговой. Несмотря на ширину — пробираться по ней было сложно из-за пробок, но пробки были обусловлены тем, что водители грузовиков подъезжали и разгружались, перекрывая половину дороги. Здесь было почти так же, как и на границе — рев дизелей, какой-то стук, крики и ругательства, наверное, на всех языках мира…
