– И что же вы сделаете? – Андрей разогнулся. – Ударите меня?
Парень резко встал и удалился в конец вагона, где снова присел на незанятое место. Поезд остановился на станции, и женщина с сумками покинула вагон. Несколько человек вошли внутрь и присели на свободные места. Андрей задумчиво взглянул на них и повернулся ко мне.
– Я не думаю, что он стал бы уступать место, даже если бы вагон был переполнен, – поделился мнением Андрей.
Меня все происходящее начало забавлять. Не то басы в правом ухе все-таки были слишком громкими, не то вопросы, которые задавал Андрей, показались мне чересчур интересными, но наушник из правого уха я все-таки вынула и выключила плеер.
– А чему вас родители научили? – спросила я.
– Не присаживаться в общественном транспорте, даже если есть свободные места, – Андрей прошел несколько шагов и остановился рядом со мной.
– Совсем не присаживаться? – уточнила я.
– Мой отец считал, что сидячие места были придуманы для тех людей, кому тяжело стоять. Для женщин с увесистыми сумками, для маленьких детей, которых необходимо придерживать, для беременных, пожилых, людей с ограниченными возможностями. Эти места для них. И пока мне нетяжело стоять, я буду следовать примеру моего отца. Он, кстати, и в возрасте семидесяти лет никогда не присаживался. Считал, что ему нетяжело.
– Наверное, вы редко ездите в метро, или в другом общественном транспорте? – предположила я.
– Как догадались? – уголок губ Андрея уплыл вверх.
– Не воспринимали бы все происходящее вокруг слишком близко к сердцу. И не донимали бы молодого человека правилами этикета.
– Все настолько плохо? – усмехнулся Андрей.
– У меня есть подруга, – я даже улыбнулась, вспоминая ее. – Когда она была беременна и ездила в место на работу и с работы, за все время ее путешествий ей уступили место дважды. И один из этих двух случаев произошел благодарю моему участию: я сделала замечание молодому парню, который сидел напротив нее и изредка отрывал взгляд от телефона, чтобы оценить размеры ее живота. Живот, к слову, был внушительных габаритов. Только после того, как я попросила его уступить ей место, он встал. Но вид у него был такой, будто я сообщила ему о пожаре в его доме.
– Вы сейчас не шутите? – веселость Андрея как рукой сняло.
– Нет, – покачала головой я. – Почти одиннадцать вечера, поэтому в вагоне так пусто. Но если бы вы вошли в него часов пять назад, во время того самого часа-пик, когда яблоку упасть негде и все вынуждены молча терпеть нарушение границ личного пространства, удивились бы, сколько молодых людей, не только парней, но и девушек, сидят на этих сидениях, даже не думая уступить место кому бы то ни было. А пожилые люди, дамы с тяжелыми сумками, даже беременные или те, кому явно трудно ходить, стоят напротив них и разглядывают рекламу, потому что опускать глаза им неприятно. Да и кому будет приятно смотреть на поколение тех, кто не способен поставить себя на место другого? Дело ведь не только в этикете, все гораздо сложнее… Дело в людях, в том, что мы привыкли не замечать ничего вокруг.
– А почему вы не присели, когда вошли в вагон? – спросил меня Андрей, пытливо заглядывая в глаза.
– Потому что мне нетяжело стоять, – улыбнулась в ответ я. – Могу я задать вам вопрос?
– Конечно, – его улыбка стала шире.
– Почему вы заговорили со мной?
– Вы мне приглянулись, – без тени смущения ответил он.
Я даже подсобралась немного. Выпрямила спину, хотя, обычно, за осанкой не слежу, и приподняла подбородок.
– Еще в баре, – добавил он.
Я была неприятно удивлена.
– К сожалению, как только я уличил момент, чтобы познакомиться с вами лично, вы покинули заведение. Пришлось наспех собираться и нагонять вас. Вот и нагнал, – он осмотрелся, – в этом вагоне метро.
– Вы преследователь?
– Признаюсь честно: до этого дня таких глубин я в себе не замечал. Но вы подвигли меня стать преследователем, – он усмехнулся.
– То есть вы следили за мной от самого бара?
– Корпоратив все равно близился к завершению, – пожал плечами Андрей.
– Значит, вы тоже работаете в нашей фирме?
– Странно, что вы меня сразу не узнали, – произнес он.
