Никакой операции, по крайней мере сейчас, по отношению к своим западным союзникам американцы проводить не станут. Значит, готовится что-то против нас. Я старался представить, к чему может относиться слово «магазин». Мне подумалось, что в нем таится ключ к разгадке. Продумал десятки вариантов. Иногда казалось, что мои усилия напрасны и ничего за этим не кроется… И все же я перебирал слово за словом: «тайна», «магазин», «люстра». И неожиданно выплыло: «Люстра!» Все сразу стало на свои места…
— А магнитофон? Зачем магнитофон?
— Магнитофон записывает. Теперь уже все просто. Микрофоны маломощные, передатчик действует на короткое расстояние, поэтому и потребовалась квартира вблизи посольства. В этой квартире был установлен магнитофон, на который записывалось все, что говорилось в кабинете посла.
Некоторое время все сидели молча. Затем Иртенев сказал:
— Насколько я помню, новую люстру включили в моем кабинете два дня тому назад… Нужно разобраться, о чем я говорил вчера, до совещания, и принять меры. Ну, этим я займусь сам. Что вы намерены делать дальше?
— Попытаемся извлечь кое-какую пользу. Я прошу вас оставить все, как есть! — попросил Богданов.
— Делайте, как знаете. Вы разбираетесь в этих вопросах лучше, чем я.
…В старинном дворце Бельведер состоялось торжественное подписание Австрийского мирного договора. Отныне народ Австрии освободился от бремени оккупации. СССР, США, Англия и Франция обязались охранять австрийский нейтралитет от всевозможных посягательств. Через несколько лет западные государства начнут снова плести нити, с помощью которых они хотели бы втянуть Австрию в свои союзы, начиная от торговых объединений и кончая военными блоками. Но сейчас все были довольны достигнутым.
Наступило время пышных приемов и парадных церемоний.
Не было мира только между разведками. До окончательного вывода войск продолжали существовать зоны…
Однажды дверь кабинета Лунцова резким движением открыл Петр Федорович Радов и, подойдя к столу, положил перед Лунцовым конверт.
— Вот, полюбуйтесь! Сегодня получил по почте!
Лунцов вынул из конверта свернутый пополам лист бумаги, развернул и прочитал текст, напечатанный на машинке по-русски: «Пропуск». Затем указывалось, что это письмо является пропуском в американскую зону. Американская администрация хорошо знает директора завода Петра Радова, ценит его способности и предлагает перейти к ним на службу.
Внизу указывался маршрут, по которому Радов может пройти беспрепятственно в западный район.
— Вот до чего дошли! Ведь это же хамство! Я — старый член партии. Почему они так бесцеремонно позорят мое имя?
— Вам незачем волноваться, — успокаивал Лунцов. — Мало ли какую провокацию придумает американская разведка! Это совершенно не затрагивает вашу репутацию…
Вскоре с такими же пропусками пришли к Гриценко три инженера. Гриценко пригласил к себе Забродина.
— Посмотрите, — сказал Гриценко, передавая Забродину несколько конвертов. — Оскорбления человеческого достоинства стали приобретать массовый характер.
— Я уже информировал Иртенева. Он хотел поговорить с американским послом, но прямо сказал, что никаких надежд на этот разговор не возлагает. Опять нужны доказательства… А эти письма — неофициальные документы и с юридической точки зрения ничего не стоят.
— Как будем поступать?
— Предупредим наших инженеров, чтобы относились к этому спокойно. Запретить американцам писать, а почте доставлять эту «писанину» мы не можем.
В этот же день Забродин увиделся с Богдановым.
— Вы знаете, до какой наглости дошла американская разведка? — спросил он Забродина.
— Знаю. Сегодня говорил об этом с Гриценко.
— Это еще не все.
— А что такое?
— Они прислали письмо консулу Нечаеву. Назначают ему встречу в кафе с американским представителем. Так сказать, неофициальную…
В девять часов вечера Нечаев вышел из дому. Кафе «Зеленый Грот», куда Нечаев должен был прийти к половине десятого, размещалось в американской зоне. Нечаев несколько раз бывал в том районе.
В назначенное время он вошел в кафе. Пологая лестница, покрытая мягким ковром, вела куда-то вниз в загадочный полумрак, откуда доносилась негромкая музыка. Нечаев вошел в большой зал, напоминающий трюм корабля. Матовый свет проникал через иллюминаторы, вделанные в стены. Вместо столов стояли большие отполированные бочки, а стульями служили гладкие пни от деревьев. Кое-где возле бочек светились торшеры с яркими цветными колпачками. Воздух был чист и ароматен.
