Тут видят, ближе к вечеру, стали к Тетиному дому всякие крутые тачки подруливать, из них всякие матерые хмыри выхаживать – и к Тете, к Тете, к Тете. Ага, значит, сходняк. И снова ладно!
Совсем стало темно, у Тети уже лихо разгулялись. А баню стали закрывать. Вышли братья во двор, опять – наискосок, и к Тете, к домофону. Постучали. Пока котяра щурился, пока из-за стола вставал да выходил, гремел запорами, они еще по косячку задымили, потом от косячков – к шнуру, шнур взялся хорошо, а тут котяра дверь открыл, а они в него шашку – шарах! И дверь захлопнули – и тягу! Бегут и слышат:
– Тили-бом! Тили-бом! Кошкин дом! Кошкин дом! Ноль-один! Ноль-один!
Ну и ладно. Поделом!
Серый Волк с Иван-царевичем
Иван-царевич, он был политический, по 58-й статье сидел, до особого распоряжения, то есть пожизненно. А у Серого Волка всего десять лет. А что такое десять лет? Да вы же сами знаете: зима-лето, зима-лето, и уже почти что ничего. Ну вот. Но Иван-царевич взялся донимать: давай, Серый, уйдем, давай уйдем. Потом еще: а у меня спецсредства есть. И уломал-таки. Серый Волк согласился, колючку зубами перегрыз, лаз проделал, они и ушли. Нет, побежали. Бегут. Тундра кругом, просторно, тихо. А после, слышно, засвистал Кощей, заухал – и кощеек по следу послал. Бегут, воют кощейки, гавчут, настигают. Вот Серый Волк и говорит:
– Ну что, Иван-царевич, будем биться или мириться?
А Иван-царевич в ответ:
– Зачем биться, зачем мириться? Дальше побежим. Вот только я сперва…
И достает он первое спецсредство – расческу-заточку, бросает через левое плечо. И сразу встал за ними темный лес, кощейки в нем застряли, заблудились. А Серый Волк с Иван-церевичем дальше бегут. Бегут, бегут. Но в скором времени, слышно, опять кощейки гавчут, потом опять они все ближе, ближе. И опять Серый Волк спрашивает:
– Что, будем биться или мириться?
– Нет, – говорит Иван-царевич, – дальше побежим. Вот только я…
Тут он остановился, правый сапог с себя снял, портянку размотал, бросил ее через левое плечо – и разлилась за ними широченная река. Затявкали, заеньчили кощейки, боятся в реку лезть. А Серый Волк с Иван-царевичем дальше бегут. Бегут, бегут, притомились уже. И снова слышат: кощейки их настигают.
– Ох, е! – печально восклицает Серый Волк. – Ну, чую, нынче точно будем биться. А может, даже и мириться.
– Нет! – отвечает ему Иван-царевич. – Дальше побежим. Вот только я ченарик засмолю.
Засмолил Иван-царевич ченарик, одну затяжку сделал, второй Серого Волка угостил, а после бросил тот ченарик через левое плечо…
И как полыхнуло за ними огнем! Как будто кто бензин разлил – до самых облаков. Серый Волк с Иван-царевичем бегут, смеются. Вестимо дело, кто ж через такое перескочит?
Но эти, блин, перескочили! И снова гавчут, пасти рвут, и вот уже скоро достанут. Остановился Серый Волк, на Иван-царевича недобро глянул и спрашивает:
– Ну, что теперь? Биться, мириться?
Молчит Иван-царевич, хмурится. А после говорит:
– Не знаю. Есть у меня еще одно спецсредство, но на двоих его не хватит.
– А что это?
– Ушанка-невидимка.
Достал Иван-царевич ту ушанку из-за пазухи, вприглядку показал и снова спрятал.
– Да, – согласился Серый Волк, – на двоих она будет мала. Ну что ж! Тогда кому ее носить, нужно на картах бросить. Колода есть?
Достал Иван-царевич колоду. Серый Волк ее взял, как надо пощупал… вытащил туза и думает: моя ушанка, потому как я сейчас еще двух тузиков урву! Но тут Иван-царевич в свой черед берет колоду и тянет из нее… карту не карту, а так, брень какую-то, клоуна. Серый Волк осерчал, говорит:
– Не ко времени ты, Иван-царевич, задумал горбатого клеить. Это что за дурак в колпаке? Таких карт я отродясь не видывал!
А Иван-царевич, глазом не моргнув, отвечает:
– Это не дурак, а джокер, то бишь главная карта, она в классической колоде обязательна, князь Кропоткин в такую колоду с ренегатом Каутским каждое утро играл и полреволюции у него под залог выиграл.
Вот так сказал! А Серый Волк ему на то… Короче говоря, базар-вокзал, раздухарились…
А тут кощейки шасть! И взяли мальчиков как пацанов, ушанку-невидимку в клочья изодрали, а их самих шнурками повязали и погнали обратно на зону.
