— Не болтай! — одернул его Петер Жуфанко-Змей.
Самоубивец умолк.
Змей наклонился к коробке и бережно вынул из нее трубку. Оглядев со всех сторон, легонько из нее потянул и место, какого коснулся, старательно вытер. Потом строго посмотрел на растерянного Самоубивца.
— Вот осел, напугал меня! — сказал Змей и вложил трубку в коробку. — Трубочка в порядке!
Ребята облегченно вздохнули.
— А табак? — вскричал Мудрец.
— И вправду, табак нужен, — сказал Само Пиханда.
— У меня самолучший! — улыбнулась торжественно Стазка и вытащила из кармана юбки кисет с табаком. Положила его возле трубки. — Самый духовитый и самый дорогой, какой только можно было сторговать у турка!
Само Пиханда взял кисет с табаком, понюхал его. Раз, другой. Восхищение и благость разлились у него по лицу. Он упоенно заморгал глазами и с наслаждением вдохнул.
— Форменная мальвазия, клянусь богом! — прошептал он.
Мужчины вырвали у него кисет и один за другим стаяли нюхать табак. Досыта надышавшись резким его ароматом, положили кисет возле трубки.
В воскресенье пополудни прибежала в барак поденщица Зуза и заговорщицки шепнула каменщикам:
— Сидит в саду, ждет вас!
Каменщики тут же поднялись с лежаков, поразглаживали измятую одежду, позастегивали рубахи, поправили галстуки, натянули праздничные пиджаки, а башмаки надраили тряпкой. На дворе надели шляпы и зашагали за Стазкой Дроповой, которая несла под мышкой подарок. Вскоре подошли к дому и вступили в просторный сад: там в приятной прохладе под деревом за столом сидел Штефан Марко Дакснер и с наслаждением попыхивал большой трубкой. Стазка Дропова, приблизившись к нему, вскрикнула от неожиданности и, в смущении прикрыв ладонью рот, испуганно обернулась к мужчинам, шагавшим за ней. Трубка, которую Дакснер курил, была точь-в-точь такая же, какую она несла под мышкой. Дакснер между тем глядел на них с улыбкой. Красивое лицо старца, заросшее могучей бородой и усами, оживляли веселые глаза. Строгость и непримиримость, которыми они горели в молодые годы, уже покорно привяли, но то были глаза приветливые и приметливые. Каменщики поочередно поздоровались с Дакснером за руку. И каждому он ответил крепким пожатием. Стазка, не удержавшись, поцеловала старика в лоб. Кивком пригласив всех к столу, он тут же обратился с улыбкой к Стазке:
— Что тебя так поразило, дочь моя, когда ты подходила ко мне?
— Я вот что скажу вам, — набралась смелости Стазка. — Мы вам купили трубку, но она точно такая же, как и та, что вы сейчас раскуриваете.
— Ну и что? — спросил Дакснер. — Я очень рад!
— Не знаю, это вроде… — засмущалась Стазка. — Две одинаковых трубки…
Дакснер ласково рассмеялся.
— Милая ты моя! Неужто не знаешь, что заядлому курильщику и десяток трубок сгодятся? А как раз эту, — он вытащил трубку изо рта и оглядел ее, — эту я люблю больше всех!
Повеселев, Стазка протянула Дакснеру подарок. Старик открыл коробку, понюхал табак в кисете и положил его на стол. Потом нежно и бережно взял трубку и не спеша оглядел ее.
— Чудо, чудо! — говорил он восторженно. — Благодарю вас, друзья, благодарю вас горячо и сердечно! Я вам очень признателен.
Прислужница принесла на большом подносе кофе и пирожных. Каменщики с аппетитом взялись за еду, а одним глазком наблюдали за Дакснером, набивавшим новую трубку дарованным табаком. В эту минуту с его лица исчезли следы усталости, покорности судьбе, а может, печали, и его коренастая фигура, словно изваянная из гранита, вновь на мгновение заискрилась силой. Глаза зажглись живым, пронизывающим огоньком, лицо разгладилось в доброй улыбке.
— Так вы, стало быть, гибчане? — спросил он живо.
Каменщики одобрительно заморгали, закивали.
— Эх, Гибе, Гибе, — вздохнул он. — Бывал я там не раз, и, пожалуй, были у меня и друзья в вашем краю. С удовольствием вспоминаю вашего нотара[30] патриота Людовита Клейна[31]. Только слышал я, с ним беда приключилась…
— На охоте, — отозвался Пиханда, — споткнулся на крутом скате, и ружье выстрелило ему в глаз.
— Знаю, знаю, Францисци[32] мне о том докладывал. Мы вместе погоревали над нашим Людоком. Никогда не забыть, как пламенно он оглашал на комитатском собрании в Микулаше в году сорок восьмом «Требования словацкого народа». Поистине никогда не забыть! Вместе с вашим лекарем Гуотом
