Тысяча осколков тебя - страница 35

Я едва слышу его слова из-за шума приближающегося поезда.

— Иди к дьяволу, — говорю я.

Моя рука с браслетом «Защитник» была свободна. Когда я ударила его ей в бок, он делает свою работу, снова пропуская через него разряд, и он кричит от боли.

Тео снова на ногах он тянется к кулону Жар-Птице Пола. Это всё, это всё, всё, что мне нужно сделать, это держать Пола, пока Тео его прикончит.

Тогда Пол выгибает спину и смотрит на меня. Его серые глаза смотрят снизу вверх, ищут мое лицо, за ними такая глубина боли и предательства, которую я узнаю, потому что она отражает мою собственную.

На секунду сомнения перевешивают всё остальное и моя хватка слабеет.

Секунда — это всё, что нужно Полу.

Он выворачивается от меня и бьет локтем Тео в лицо, отбрасывая его обратно на пол. Я пытаюсь снова схватить Пола, но это бесполезно, он теперь на ногах и использует каждый дюйм своего роста, каждый фунт веса, чтобы держать меня.

— Что ты делаешь? — кричит он. Огни сигнализации пульсируют над нами, превращая струйку крови, текущей у него изо рта из красной в черную и обратно.

— Останавливаю тебя! — я замахиваюсь на Пола, но его огромная рука легко блокирует мою.

Тео встает на ноги, и Пол это видит. Он сразу же хватает меня, в буквальном смысле поднимает меня, и протискивается к дверям поезда прямо перед тем, как они закрываются. Я вырываюсь от него как раз вовремя, чтобы увидеть, как Тео прижимает руки к стеклянной двери. Но уже слишком поздно. Поезд движется.

На секунду я прикладываю руку к руке Тео, нас разделяет только стекло, он выглядит пораженным, ничего не говорит. Что он может сказать? Ничто не может предотвратить ускорение поезда, отрывающего меня от него и оставляющего только отпечатки его пальцев.

Поезд заезжает в тоннель, в темноту. В вагоне больше никого нет. Мы с Полом стоим там, тяжело дышим, нас освещает только голографическая реклама над головой. На нем все еще есть Жар-птица. Мы одни.

— Как Тео привел тебя сюда? — говорит Пол низким голосом. — И зачем?

Я поднимаю подбородок.

— Тео собрал прототипы Жар-птицы сам. Ты не думала, что он сможет, не так ли?

— Прототипы. Конечно, — шепчет он, и он словно почти рад это слышать. — Но, почему он привел тебя с собой? Ты не видишь, как это опасно?

— Это не важно. Если ты думал, что сможешь убить моего отца и сбежать, ты…

— Что? — его лицо так быстро бледнеет, что на секунду я думаю, что он может упасть в обморок. — Что? Ты сказала, что Генри мёртв? Он мёртв?

Его удивление и боль настоящие. Некоторые люди достаточно хорошо могут сыграть шок, но застенчивый, неуверенный Пол Марков никогда не сможет. Ни за что он не смог бы сымитировать такой ужас или слёзы, которые я вижу в его глазах.

Тогда я понимаю, удар больше одурманивает, чем причиняет боль, Пол не убивал моего отца.

— О Боже, — Пол второпях вытирает глаза, он так старается сохранять сосредоточенность. — Как может Генри быть мёртв?

Все эти мгновения, которые мучили меня в последние дни — Пол, улыбающийся на свой день рождения, глядя на торт, слушающий Рахманинова, стоящий в дверях моей спальни. Это все было настоящим. Пол — настоящий.

Но что за черт тогда происходит? Если Пол не убивал папу, то кто?

— Подожди. Ты думала, я убил его? — Пол говорит это без злости, которую бы я чувствовала на его месте. Он просто совершенно смущен, как будто не понимает, как я могла поверить чему-то настолько странному. — Маргарет, что случилось?

— Его машина упала в реку. Кто-то перерезал его тормоза, — мой голос звучит тонко, как чужой.

— Ты должна мне поверить. Я не причинял вреда Генри. Я никогда бы так не сделал.

— Это действительно выглядело так, как будто это был ты, — как только я понимаю это, я понимаю кое-что гораздо худшее. — Я думаю, кто-то тебя подставил.

Пол ругается себе под нос.

— И почему Тео привел тебя с собой?

— Почему ты продолжаешь себя вести так, словно это всё зависело от Тео? Я сама выбрала прийти. Я должна была узнать, кто совершил это с папой.

Потом меня накрывает волна гнева. Я думала, что знаю, кого винить в смерти отца, я думала, что знаю, кого ненавидеть. Теперь нет. В последние несколько дней только ненависть заставляла меня двигаться. Я чувствую себя голой, безоружной.