I. Дом наложницы Кавасэми, на склоне горы близ Нагасаки
Девятая ночь Пятого месяца
– Барышня Кавасэми? – Орито стоит на коленях на липком вонючем футоне. – Вы меня слышите?
За садом, на рисовом поле, взрывается какофонией лягушачий хор.
Орито промокает влажной тряпкой пот со лба наложницы.
– Она почти все время молчит. – Служанка поднимает повыше светильник. – Много часов уже…
– Барышня Кавасэми, моя фамилия – Аибагава. Я акушерка. Я постараюсь вам помочь.
Ресницы Кавасэми вздрагивают. Она открывает глаза и еле слышно вздыхает. Глаза снова закрываются.
«Она так измучена, – думает Орито. – Даже не боится, что умрет сегодня».
Доктор Маэно шепчет из-за муслиновой занавески:
– Я хотел сам исследовать предлежание плода, но… – Старый ученый тщательно подбирает слова. – Как видно, это не дозволяется.
– Мне дан четкий приказ, – отвечает камергер. – Посторонний мужчина не может ее коснуться.
Орито откидывает промокшую от крови простыню. Как ей и говорили, вялая ручка младенца торчит наружу до самого плеча.
– Видели когда-нибудь такое предлежание? – спрашивает доктор Маэно.
– Видела, на гравюре в голландской книге, которую переводил отец.
– Мои молитвы услышаны! «Наблюдения» Вильяма Смелли?
– Да. Доктор Смелли называет это… – Орито произносит голландский термин, – «пролабирование ручки плода».
Орито сжимает пальцами покрытое слизью крошечное запястье, ищет пульс.
Маэно спрашивает на голландском:
– Ваше мнение?
Пульса нет.
– Младенец мертв, – на том же языке отвечает Орито. – Скоро и мать умрет, если его не извлечь.
Акушерка дотрагивается до раздутого живота Кавасэми, кончиками пальцев ощупывает выпуклость вокруг пупка.
