Сандро вдруг заметил под деревом снег и обрадовался. Потом пятна снега замелькали чаще. И чем дальше отъезжали от Мцхеты, тем больше становилось снегу, а равнина за долгим подъемом после Гори вся белела от снега, только мокрое шоссе переливалось темной полосой.
До села, куда они направлялись, добирались мучительно долго, никак не могли отыскать его. Какой-то прохожий указал дорогу: проедете, говорит, километров пять и у станции свернете в горы. Битых два часа они не могли найти здание станции. Потом выяснилось: раз десять проезжали мимо, пока не узнали от насквозь промокшего мальчишки, что станция — это всего-навсего автобусная остановка, два столба, перекрытых бетоном. На проселок, ведущий к селу, они свернули уже в сумерках, и семь крутых километров грузовик одолевал с хрипом. Совсем стемнело, и валил снег, когда Сандро вылез из машины и пошел по безлюдному проулку. В одном доме светился огонек, Сандро позвал:
— Эй, эгей, хозяин!
Слишком уж громко получилось, даже неловко стало: чего разорался тут, в чужой деревне? Из дома не откликнулись, и он прошел к соседнему и опять громко позвал:
— Эй, эй, хозяин!
— Чего кричите, батоно, тут я, перед вами, — укоризненно сказал кто-то рядом.
Сандро даже вздрогнул от неожиданности и уставился на низенького человечка в двух шагах от себя.
Заложив большие пальцы за пояс, тот разглядывал Сандро.
— Послушайте, дорогой... Здравствуйте... Видите ли, нам комнаты надо снять для нашей экспедиции, мы из института географии, из академии... Завтра еще три девушки подъедут, нам две комнаты нужны.
— Две, говоришь?..
— Да, батоно...
— Две, две... — повторил задумчиво человечек. — Пожалуй, Эрасто сдаст...
Когда они подошли к машине, Вануа спал, пристроив голову на баранке. Сандро зло встряхнул его, и они поехали к дому Эрасто.
— Пожалуйста, — сказал Эрасто.
Они выгрузили вещи, перенесли их на верхний этаж — дом был двухэтажный. Сандро раз десять поднимался, спускался и, шлепая по снегу, с горечью обнаружил, что сапоги протекают. «Эх, разве дал бы мне этот тип хорошие...» Но делать было нечего.
Как только устроились, хозяин позвал их к столу, стол уже был накрыт на первом этаже.
Вести застолье он пригласил соседа, Михако. Язык у того подвешен был славно, однако тамадой оказался скучным — тосты предлагал избитые. Вануа явно пришелся ему по душе — то и дело говорил ему здравицу.
Угощение было нехитрое, но вкусное — лобио, соления разные, а вино — никудышное.
— Выпьем за наших родных, — говорил Михако. — Живым здравствовать, быть крепче железа, усопшим жить в наших сердцах! Выпьем за то, чтоб иметь близких людей, таких, что заменят родных!
— За тех, кто заменит родных, за их здоровье, — повторил Вануа.
Вануа пил жадно, а Сандро через силу, неволил себя — вино было отвратное, с примесью, крепленое, и от усталости очень хотелось спать. Посидев немного, встал из-за стола.
— Что случилось, дорогой, обидели мы тебя чем? — обеспокоился Михако.
— Да нет, какая обида, извините, завтра чуть свет вставать, иначе не успеем к поезду встретить наших в половине восьмого...
— Хорошо, друг, тебе лучше знать, оставь с нами хоть Вано...
— Как ему угодно, сам решит.
— Я посижу еще, вина захотелось, — сказал Вануа.
Сандро постелил себе, но довольно долго ворочался в сонном дурмане — усталость не давала даже уснуть, и все время снизу доносился шум...
Он ненадолго задремал, но часа в три проснулся, оделся и сошел во двор. Все спали, село тонуло во тьме. Может, на ночь выключали свет?
Сандро пошел за ворота, долго вглядывался в темень и, когда слегка прорисовалась дорога, направился вдоль изгороди. Миновал два-три дома и оказался на околице. Прошел дальше. Конечно, немного жутко было и опасно бродить глубокой ночью по незнакомым местам, но именно это доставляло ему непонятное наслаждение. Приятно было шагать по утоптанному снегу, нагибаться, брать его в руки, лепить снежки. Сандро размахнулся и швырнул снежок куда-то далеко-далеко, словно желая рассеять, разорвать тишину и мрак. И вдруг замер: откуда в такой час в этом глухом уголке звук машины? И все-таки по дороге ехала машина.
