Аллахверди к тому времени дослужился до подполковника, ни много ни мало — целая часть под началом, в игры не играл и на просьбы отвести своих ребят и малую толику техники в Баку, чтоб на площади перед Парламентом покуражиться, отвечал неизменно. Забыли и отстали. Его заместитель, Рустам, человек большой хитрости и лишь воинской смелости, иногда пытался его одернуть, мол, доогрызаешься до беды, да куда там… Бешеному мужику море по лодыжку…
Рустам был полулезгином-полуазербайджанцем, остался после армии то ли в Хабаровске, то ли еще где на Дальнем Востоке, но как началось на Кавказе, сразу же вернулся на родину. Они прекрасно дополняли друг друга, хорошие организаторы, на расправу скоры: Аллахверди как-то попросту застрелил своего зампотыла за воровство, ну не на смерть, всего лишь колено прострелил. Потом подстреленного в Баку отправили, там его потаскали туда-сюда, помариновали чуток, а теперь он, говорят, в большие чины вышел, в министерстве сидит, в удобном таком кресле с подлокотниками…
Привезли в их часть несколько ящиков сигарет для солдат, и подходит к Рустаму солдатик, разрешите, мол, обратиться. Так, дескать, и так, вы сказали бы тем, кто нам курево шлет, чтобы слали, что подешевле, потому как если импортные сигареты присылают — их сразу же разворовывают и потом на базаре продают. А если без фильтра — то не всякий на них польстится. Рустам все внимательно выслушал, пошел к Аллахверди, о чем-то с ним шептался минут эдак сорок, а потом позвали зампотыла да месили его в землянке ногами минут двадцать. Эти двадцать минут ему, зампотылу, целой вечностью показались, и, как он сам потом говорил, выстрел даже некоторое облегчение принес.
* * *
Ровно через неделю деньги были у Ануш. Как — не спрашивайте, для восточных людей государственные границы — штука условная, не у одного, так у другого обязательно по ту сторону, если не родственник, так хороший знакомый живет-поживает, да и тайные тропы в горах никто не отменял. А пограничник — он ведь тоже человек, дал солдатику на блок сигарет, он и не смотрит, куда не надо, все же люди-человеки, и ко всем с пониманием относиться надо…
Вартан, конечно, зубами поскрипел, не без этого, да поздно: денежка уже военкому уплачена, и сын Ануш отправлен подальше, к родственникам в деревню. Ищи его теперь, если все по закону. К каким родственникам? Ну спросите тоже! Тут, в самой в нашей общей Азии, на свадьбе соседа с кем за столом парой слов перекинулся да стаканчиком стукнулся, тот тебе уже вроде кровного родственника становится. И никакая глобализация этого, даст Бог, не выжрет, не вымоет…
Через несколько дней Ануш и сама в Карс перебралась, как и договаривались, деньги отрабатывать. Хозяин гостиницы, друг Омера, был солидный такой, с усами, при четках, вежливый и уважительный. Объяснялись они поначалу больше жестами, но спустя пару месяцев Ануш освоила турецкий в достаточной степени, чтобы хозяину сказать, мол, того-то и того-то прикупить надо и нерадивым подчиненным нагоняй дать, чтобы не расслаблялись. Человек он был вдовый, но богобоязненный, чтобы приставать к Ануш или какие неприличные намеки делать — ни-ни, упаси Аллах. Если ему чего надо было, то сначала обязательно стучался в дверь ее комнаты, да и после стука не сразу входил, а минуту-другую пережидал, мало ли какие дела у женщины в ее комнате быть могут? А зайдя, всегда почему-то сильно смущался, отводил глаза в сторону, теребил кончики усов прямыми и сильными пальцами с аккуратно подстриженными ногтями. Звали его Тунжер, и он здорово прихрамывал на левую ногу, было дело, турецкая армия не курорт, в 74-м на Кипре[26] его то ли подстрелили, то ли ножом по лодыжке полоснули…
* * *
Летом 93-го положение на фронте было тяжелее некуда. Стороны то «утюжили» каждый клочок земли из тяжелой артиллерии, вспарывая саму ее утробу, то неделями кружили друг вокруг друга, огрызаясь редкими минометными залпами, то внезапно наступало затишье, словно им было необходимо снестись с заграничными кукловодами на предмет дальнейших действий. В часть Аллахверди в пору такого недолгого затишья приехал сам Сахават
