Ко дню церемонии готовятся в каждом районе: иллюминация, плакаты с изображением Хусейна и импровизированные «походные палатки». Перед ними ставят свечи и загадывают желания. Кое-где блеют несчастные барашки: ближе к утру их заколют, чтобы сварить кашу с бараньим мясом — «назр» (благотворительное пожертвование), который будут раздавать бедным.
В назначенный час, облачившись в черное, выстраиваемся в положенном порядке: впереди мужчины, сзади женщины. С первым ударом в барабан над процессией разносятся звуки «нохе» — ритмичной песни на особый мотив, рассказывающей историю мученичества Хусейна. Раньше певец должен был отличаться весьма зычным голосом — нынче же на помощь «нохистам» пришли микрофоны и громкоговорители.
Мы двигаемся: мужчины смачно охаживают свои бока плетками, женщины раскрытыми ладонями ударяют себя в грудь, повторяя религиозные формулы. Происходящее захватывает, гипнотизирует, ритм отдается в сердце, а черная волна несет все дальше и дальше… Впрочем, иранцы следуют ритуалу без фанатизма. Видно, как юноши, покрывая плечи красными рубцами, одновременно перемигиваются с девушками, стоящими на тротуаре: мол, глянь, какой я сильный и боли не боюсь! Знакомые приветствуют друг друга, кто-то болтает с друзьями. Все это сильно напоминает советские первомайские демонстрации или массовую физзарядку.
Рядом со мной идут сестры Камрана. Когда музыка становится особенно пронзительной, они начинают рыдать в голос. Плачут и другие женщины вокруг, и даже мужчины! О чем они сокрушаются? Неужели об имаме, погибшем больше тысячи лет назад? Скорее — о собственных горестях: вечной нехватке денег, дороговизне, болезнях родных, о детях, чье будущее под вопросом из-за повальной безработицы… Они верят, что имам услышит их и поможет. Потому что, сказать по правде, больше им в этой стране никто на помощь не придет. Только Аллах.
* * *
…Сплетения «эслими», роскошь «хатаи», суровая строгость «базубанди» — все призвано подчеркнуть красоту центрального медальона — «торанджа». Здесь голубой, кремовый и зеленый цвета сходятся воедино, но узоры при этом сохраняют свою чистоту. Апофеоз красок — кульминация, решительный момент, когда невозможно повернуть вспять и нужно идти вперед, не останавливаясь…
Предвыборная кампания 2009 года превратилась в Иране в красочный, феерический карнавал. Приверженцы действующего президента Махмуда Ахмадинежада раскрашивали лица в цвета национального флага и громко скандировали его имя. Сторонники его основного соперника, Мир-Хоссейна Мусави, не отставали. Повязав зеленые ленты на запястья, украшали портретами кумира автомобили и даже устроили «живую цепь» в Тегеране. Неделю на улицах городов царила атмосфера праздника. Мы с мужем тоже обзавелись зелеными повязками и каждый вечер с упоением катались по городу.
Нередко по обеим сторонам улицы выстраивались агитаторы Ахмадинежада и Мусави, скандируя лозунги и забрасывая листовками автомобили. Никакой агрессии, просто беззлобные шуточки в адрес противников, приветственные крики при виде авто с портретом «своего» кандидата на стекле или улюлюканье — если кандидат «неправильный». Мы хохотали, поднимая руки в приветственном жесте «Виктория!» при виде других «мусавистов». Мы так надеялись на то, что сможем вздохнуть свободно. Надеялись, что с приходом нового президента не будет больше облав на «короткие хиджабы», что страна откроется для остального мира, и иранцев перестанут считать террористами и изгоями. Позже многие замечали, что Мусави был лишь чуть менее консервативен, чем Ахмадинежад. Но людям надо было во что-то верить. И в тот момент никто не знал, что еще неделя — и на улицах Тегерана прольется кровь…
Результаты выборов повергли иранцев в шок. Конечно, и раньше были слышны разговоры: «Какой смысл в этих играх? Придет тот, кого выберет верхушка… Действующий президент останется на второй срок». Но все равно происходящее воспринималось как пощечина. Тегеран замер. Люди смотрели в будущее с обидой, непониманием и страхом. Знали: обман такого масштаба безнаказанным не останется. Знали и другое: шансы на победу минимальны.
