Джеральдина сжала кулачки и с вызовом взглянула на герцогиню.
– Уж вы-то, наверное, не рискуете ничем, когда по полдня где-то пропадаете вместе с ним и далеко не всегда в сопровождении свиты.
Анна слегка отшатнулась, потом сказала негромко, безо всякого выражения:
– Я бы разгневалась на вас, Джеральдина, если бы не помнила, что в ваши годы сама нередко поступала неразумно. Но, клянусь небом, если подобное повторится, я буду вынуждена отказаться от ваших услуг, юная мисс.
Она вернулась во двор, но настроение было вконец испорчено. Кликнув Пендрагона, Анна через боковую калитку отправилась к реке. Впрочем, она недолго оставалась в одиночестве. Вскоре к ней присоединился Уильям. Он бросил на прибрежную траву свой плащ и, когда Анна села, устроился на склоне немного в стороне от нее, наигрывая на лютне. Этот юноша обладал удивительной способностью быть ненавязчивым, оставаясь в то же время рядом.
Вечер был удивительно тихим, солнце село. Небо было зеленовато-лиловым, лишь за холмами розовели последние отблески заката. Над рекой клубился легкий туман, и кровли отдаленных хижин напоминали темнеющие стога. В камышах у реки громко квакали лягушки да каркали, устраиваясь на ночлег, вороны на башнях Мидлхема. Анна машинально теребила пучок травы.
– Уильям! – окликнула Анна Херберта.
Тот опустил ладонь на струны и повернулся к ней. В сгущающихся сумерках его волосы выделялись светлым пятном.
– Уил, вы были в Понтефракте, когда туда перед отъездом на Юг прибыл герцог? Была ли с ним маленькая черноглазая девочка со светлыми кудряшками?
– Вы имеете в виду дочь милорда Кэтрин Плантагенет?
– Нет…
Анна вдруг почувствовала, что у нее спазмом сжалось горло. Она слышала, как Уильям говорит:
– Вы, однако, описали девочку, которую герцог представил всем как свою незаконнорожденную дочь. Она и принц Джон отправились вместе с ним в Лондон. Разумеется, многие были обескуражены появлением новой принцессы. То же и с Джоном Глостером. Он рос в Понтефракте с младенчества, но его происхождение остается тайной. Кажется, мальчик и сам не ведает, кто его мать. Он славный мальчишка, этот бастард, он мне нравится. Но и дочь Ричарда – красивый ребенок.
Анна наконец смогла справиться с возмущением.
– Как он посмел?! Кэтрин Плантагенет вовсе не его дочь. Она моя – и только моя!
Теперь Уильям отложил в сторону лютню.
– Святые угодники! Ведь вы говорили о ней еще в Йорке… Но я не осмеливался спросить, поскольку считал, что речь идет о каком-то порочащем вас прошлом…
– Моя дочь рождена в законном браке. Она носит имя Майсгрейв и является наследницей человека, который семь лет был моим мужем, когда все считали меня погибшей.
Сейчас ей было все равно, что подумает о ней этот гордый потомок уэльских лордов. Она была слишком взбешена и оглушена одновременно. Ричард сделал ее своей женой, заставил скрыть ото всех ее первый брак, а теперь отнимает дочь!
Она почувствовала приступ удушья и внезапно разрыдалась, уткнувшись в грудь Уильяма. На мгновение ей стало легче, оттого что рядом есть друг, на чье плечо можно склониться в минуту отчаяния.
– Он не имел на это права! – восклицала она сквозь рыдания. – Кэтрин моя, и только моя! И если он хочет, чтобы ради его представлений о родовой чести я скрывала свой брак с Филипом Майсгрейвом, то это не значит, что я должна безропотно отдать ему свою девочку. Ричард когда-то сам говорил, что я могу выдать ее за свою приемную дочь. Пусть так, но уж никак не за падчерицу!
– Я не знал ничего о том, что после Эдуарда Ланкастера вы еще раз были замужем, – негромко сказал Уильям.
Анна протяжно вздохнула и мягко высвободилась из его объятий. К ней уже вернулось самообладание, чтобы осознать: если кто-то заметит их в эту минуту, то не одна Джеральдина Нил получит пищу для пересудов.
– Когда-нибудь я вам все расскажу, Уильям, – выговорила Анна, поднимаясь и оправляя складки платья.
Она направилась к замку, а Уильям, подобрав лютню и плащ, заторопился следом.
– Возможно, то, что Глостер объявил вашу дочь своей, не так уж и скверно.
Анна повернулась к юноше. В сумерках она едва могла разглядеть его лицо.
